Безобманно выдали погорельцам по греческой денежке и велели идти к бродам на смену ополчению. Чумазые беженцы из Чёрной Сумеречи было возроптали: подряжались-то, чай, землю рыть, а не границы стеречь! Однако случившийся тут же боярин (он-то с ними и расплачивался) мигом растолковал усомнившимся, что истинные теплынцы в таких случаях не рассуждают, но бодро и радостно повинуются княжьей воле. А вожак Пепелюга, чтобы лучше дошло до каждого, выразил эту мысль громче, проще и короче, оделяя самых несообразительных звонкими, как слава, оплеушинами. Поворчали-поворчали, да и двинулись к бродам — хранить покой вновь обретённого отечества. Шли, почёсывая в затылках и запоздало прикидывая: а так ли уж приятно быть истинными теплынцами?..
Подле махины остались лишь будущие кидалы да наладчики — словом, те, чьими руками она была собрана. Ну и, понятно, один из кашеваров… Второй, бранясь, собрал свои котлы и взвалив их на горбы всё тех же землекопов, двинулся за кряхтящими носильщиками вверх по Сволочи — туда, где куры пеши ходят.
До полудня провозились с крутилом — самой дорогостоящей и своенравной частью махины. Вскоре мимо котлована потянулись со стороны переправы бывшие ополченцы. Брели налегке, сдав оружие с доспехами бывшим землекопам. Вроде бы на этот раз у них всё обошлось без кровопролития, полюбовно… Ох, и досталось, верно, ратникам на переправе! За такую долгую лютую ночь, пожалуй, весь хмель из головы выстудит… А тут ещё рогатые варяги на том берегу! Да, натерпелись страху, уж и не чаяли домой попасть живыми…
Потом подоспел обед, ударили в железную доску. Пристроившись возле полувзведённого крутила, Кудыка Чудиныч присел перед котелком и погрузил в дымящееся духовитое хлёбово липовую ложку, кстати, очень похожую на рабочую часть кидала.
Вот уже, наверное, второй месяц подряд не посещали Кудыку праздные мысли. То переволоки ладил на лесоповале, изучая попутно греческую книжицу с тугими застёжками, то теперь вот с Костиной помощью метательную махину собирал… Однако нет-нет да и пробирались вдруг тайком в Кудыкину голову досужие вопросы-забродыги…
Чудные дела творятся… Жили-жили, понимаешь, вместе, а потом, глядишь, и распались… Ладно, распались и распались — не ропщем. Люди мы подначальны, а розмыслу с князюшкой видней!.. Ну а ежели по жизни?..
С хлебушком, как ни крути, будет туго. Раньше царь прикажет мужикам сволочанским везти зерно на теплынские рынки — ну и везут… А теперь-то ведь и приказать некому! Худо, брат… Ан, нет! Худо, да не дюже! Хлебушек можно и у греков купить — правильно князюшка говорил! А хлеб-то у греков — не чета сволочанскому, белый, рассыпчатый… Что ж, это славно… Хотя… Славно, да не дюже! На какие шиши покупать-то?.. Греческий-то хлебушек чуть ли не вдвое дороже! На корабликах ведь повезут, через Теплынь-озеро — одно это в денежку влетит… Ой, худо… А вот и врёшь! Худо, да не дюже! Сволочане своё солнышко зерном, что ли, загружать будут?.. Им ведь тоже дрова потребны!.. А лес-то — у нас, по эту сторону Сволочи. Ну, кое-что, понятно, повырубили, но не весь же он к грекам-то ушёл, за Теплынь-озеро!.. Обдерём сволочан, как липку, и, глядишь, с греками рассчитаемся… Нет, славно, славно… Главное — не продешевить…
Вот, почитай, и все праздные мысли, посетившие Кудыку, пока он хлебал варево. Ещё донышка у котелка не показалось, а думы уже вернулись к собранному и полувзведённому кидалу…
Солнышко, оно, согласно Уставу, подвиг свой в небе чинит дугой… Но страна-то уменьшится вдвое!.. Стало быть, и дуга тоже. То есть дровец в добросиянное можно будет и не докладывать — день-то короче, да и бросок пониже… Хм… А что ежели взять да и взвить дугу покруче?.. Сразу и день прибавится… Надо бы об этом с Костей потолковать.
Кудыка даже прикинул, а не кликнуть ли ему сейчас кого из рабочих и не послать ли с серебряной денежкой в слободку за сулеею доброго вина. Обсуждать всухую столь заковыристые вопросы Костя Багряновидный терпеть не мог…
* * *
Эх, Докука, Докука!.. Горемыка синеглазенький… Хотя ежели здраво поразмыслить, сам ты во всём и виноват — вольно ж было тебе подслушивать тогда под дверью! Но и Чернава тоже хороша — могла бы и заранее предупредить, что нельзя этого делать…
Словом, заговор насчёт булатного дуба и полого места силы не возымел… Вот только сны теперь Докуке являлись самые соблазнительные, как встарь. Грозный призрак китового хвоста больше не беспокоил. Снилась боярышня, снились слободские красотки, колодцы, ступы, раскрытые квашни… Первые две ночи синеглазый красавец волхв то и дело просыпался в низкой замшелой своей избушке, что на капище, и с надеждой хватался за причинное место… Однако уже на третью ночь надежда измеркла окончательно: то ли обманула ворожейка, то ли просто не сладила с недугом. Ну, ежели обманула, то это ещё не страшно — лишнюю денежку мыслит выжать, дело житейское… А вот ежели не сладила…
Затосковав, Докука сбросил одеяло, поднялся с лавки и, прихватив по привычке посох, вышел за порог. Ночь стояла ясная, без облачка. Рассыпчато мерцая насечкой, сияли над всклокоченной головушкой кудесника серебряные шляпки вбитых в небо гвоздей. Тронутые тонким, как паутина, светом угадывались во тьме бесстыдные голые округлости греческих идолов. Прикрытые дерюжкой срамные места, казалось, были выедены мраком.
Железная подковка посоха звучно чокала о плоские камни. У колодца Докука остановился и взглянул на юг. Там тлели едва различимые жёлтенькие огонёчки — оконца родного селения. В слободке ещё даже спать не ложились…
«Блудодеи!.. Ах, блудодеи!.. — с ненавистью мыслил Докука, судорожно стискивая посох. — Ишь, что творят! Вон погасло одно… Знаем, для чего погасили, знаем… Чьё ж это оконце-то?.. Нет, не различишь — далеко… А жаль!.. Проведать бы да берендейки три с него слупить, со сквернавца!..»
Задохнулся от гнева и огласил капище гулким ударом железной подковки о камень. Живи эта ворожейка где-нибудь наверху — кинуть её в бадью да под землю!.. А то по денежке ей, вишь, на каждый угол стола! «Остров Буян…» Да такого и острова-то никогда не было! «Коренье булатное… Семьдесят семь жил и едина жила…» Убил бы!.. Пойти, что ли, завтра да отнять у неё эти четыре денежки?.. Или, может, наоборот? Принести ещё столько же да упросить, чтоб подыскала другой заговор, покрепче?..
И в этот миг камень под ногами Докуки легонько дрогнул. Что? Снова кит?.. Сердчишко ёкнуло. Ещё немного — и память о растущем, заслоняющем мир хвосте в который раз обрушилась бы на кудесника, но тут со стороны речки Сволочи пришёл мощный отрывистый звук, словно недра земные крякнули. Да нет, всё-таки, наверное, не кит…
