— Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?
— Зачем? Еда есть…
— Потом хоть корчму добрым словом вспомнишь.
— Мимо едем. Все равно поесть стоит, — поддержал воеводу Исин. Гаврила оглянулся, не зная что сказать.
— Тут кусок в горло не полезет.
— Сухой не полезет — смочишь.
— И я есть хочу, — подал голос Иосиф, про которого все забыли.
— Терпи. А то оставим в городе, придется к палачу в ученики поступать…
— Оставь мальчишку, — отозвался Исин. — Дорога дальняя, поесть не помешает.
Гаврила уже сдаваясь спросил.
— Ну, а если что?
— Если что, то до ворот двадцать шагов. Ворота хлипкие, да стража худая. За ворота выберемся, а там ищи ветра в поле.
Гаврила хотел есть, но он и не хотел оставаться в городе. Богатырь смерил глазами расстояние до ворот, оглядел щуплого стражника, подпиравшего одну из створок. Ни створка, ни страж не казались опасными. Он нехотя, не из-за голода, а скорее из-за понимания необходимости слез и пробормотал.
— Мертвечиной накормят. Похлебкой из пальцев четвертованного.
Ни Избор, ни Исин ничего ему не ответили, и только Иосиф, сглотнув слюну, откликнулся.
— Мы быстро. Я даже жевать не буду. Сразу проглатывать.
Он догнал сотника и воеводу, когда те входили в корчму. Сделав первый шаг в темноту Избор ударился головой обо что-то гибкое и звенящее металлом.
— Ящер! — выругался Избор. — У кого в ушах звенит?
Из темноты раздался дружный хохот. Воевода провел рукой, ощупывая темноту перед собой.
— Цепи тут, — сообщил он друзьям. — Головы берегите.
Цепи связками и поодиночке свисали с потолка на малом расстоянии друг от друга. Кое-где на концах цепей блестели крючья, а где-то висели не то мешки не то трупы. Гремели цепи, голосили люди, в полумраке что-то качалось перед глазами. Не хватало только лунного света, что бы ощутить себя среди повешенных. Исин провел рукой сверху вниз. Он понюхал руку и к облегчению ощутил запах мяса.
— Да тут на убой кормят… — двусмысленно пошутил хазарин.
— Или травят сразу насмерть, — откликнулся Гаврила. Избор, приняв слова всерьез ответил.
— Если они сделали смерть развлечением, то этого быть не может. Какое это развлечение отравить человека?
— Ну, как же… Кто корчится, тот почти пляшет…
Глаза уже привыкли к полусвету и Избор разглядел тех, кто сидел рядом с ними. Ни один из сидельцев не обращал на них внимания — все были заняты своими делами. К ним подбежал бледный, как дух смерти, мальчишка и остановился с вопросительным видом.
— Вина, мяса, хлеба, — осторожно сказал Гаврила, помимо воли прикидывая куда этот отрок может подсыпать отраву.
— А так же еще чего-нибудь… — добавил хазарин оглядываясь.
Мальчишка вернулся через минуту с подносом уставленным кувшинами кружками и хлебом.
— А мясо?
— Режьте сами, — он показал на качающиеся туши. — Тут говядина, а там дальше свинина, баранина, оленина…
Избор подмигнул Иосифу и тот ринулся в темноту.
Понемногу они привыкали к странностям этого города.
— А ничего тут, — наконец сказал Гаврила. — Видно в этом городке и готовят с такой же любовью, как вешают, сажают на кол и рубят головы. Если так дело дальше пойдет не скоро мы отсюда выйдем.
Исин сдув пену с кружки прямо на стол заметил.
— Судьба свистнет — стрелой вылетим.
Иосиф, что возился с курицей захрустел костями и заглушил последние слова сотника. Гаврила скорее догадался, чем услышал их.
— Не услышим, — усмехнулся Гаврила, глядя на него.
— Когда ей нужно, Судьба свистит очень громко.
Цепи на входе зазвенели и сидельцы вновь разразились хохотом. Гаврил настороженно поднял голову. В проеме стоял человек с мечом в руках.
— Спокойствие и повиновение! — прокричал он. — По княжескому повелению!
В корчме стало тихо, только мертвые свиньи и бараны позванивали цепями. Воин сунул руку за спину и вытащил махонького старичка. Тот ничего не видя в полумраке хлопал глазами, тщась что-то разглядеть за цепями и тушами. Глаза сотника оказались острее. Несколько мгновений он смотрел узнавая старичка и убеждаясь, что тот ему не чудится.
— Визуарий, сволочь! — сказал Исин в полголоса. Он не забыл той ночи, когда этот невзрачного вида волшебник едва не превратил его в лягушку и встряхнув плечами сбросил с себя мерзость воспоминания.
— Вот так встреча! — сказал Гаврила, лопатками ощутив меч. — Убью гада!
Он поднялся и кувшин осколками разлетелся по полу.
— Вот они! — закричал Визуарий. — Они все склоняли меня перейти в мусульманство! Халат обещали подарить! Еле живой ушел!
Воин за его спиной тряхнул его.
— Где они?
Голос Визуария перешел в визг.
— Проповедник в халате и подручные его.
Старец сделал, что хотел и воин убрал его за спину, сделав шаг навстречу вставшему Гавриле. В темноте он ткнулся в стол и выругавшись опрокинул его. Он подошел поближе и стал разглядывать Избора. Он успел оценить и ширину плеч и толщину рукояти меча, что торчала из-за плеча незнакомца в халате. Связываться с ним не хотелось, но вот халат…
— Да. Халат есть… Это точно.
Он сказал это так, словно именно это все и решало. Вокруг стало так тихо, что Избор услышал как у Иосифа забурчало в животе. Люди кругом молчали, не решаясь ее нарушить.
— Что тут за порядки у вас? Мы по своим делам едем, никого не трогаем… — наконец сказал Избор, уже понявший, что драться все-таки придется..
Уедите тогда, когда князь вас отпустит.
— Почему это?
Исин поднялся и встал рядом с Гаврилой. В его голосе не было высокомерия, а только любопытство.
— Проповедников Ислама у нас принято выдворять из города по частям.
Они его поняли, но воин не удержался и добавил.
— Сперва одну ногу, потом другую… И все по разным дорогам.
— Ладно, — перебил его Избор. — К нам-то это как относится? Мы мирно едем…
Воин не стал его слушать. Он крикнул и из-за его спины в корчму полезли вооруженные люди.
— Никто не имеет права проповедовать ислам в нашем городе!
— Мы и не собирались делать этого… — честно сказал Избор, прикидывая сколько до ближайшего окна.
— Старик утверждает обратное.
— А ты его знаешь?
— Я и тебя не знаю… — Он сделал нетерпеливый жест рукой. — Ничего. Князь разберется.
Избор почесал затылок.
— Что-то я не верю в вашу справедливость…
— Ничего. Пытка покажет виновного, — уверено, словно изрекал непреложную истину, произнес стражник.
По заду пронесся легкий шум. Сидельцы как один закивали — кому как не им знать, что воин говорит сущую правду. Но Избор не поверил и им.
