— Мы заночуем тут? — почтительно спросил младшенький.
— Да, — чуть помедлив кивнул Визуарий. Он посчитал что-то на пальцах и добавил.
— Да. Мы успеем на праздник. Задержимся. Ненадолго.
Выказывая редкую настойчивость младшенький наклонился к земле, словно собака, собираясь унюхать куда это скрылись беглецы, так нужные Визуарию. Тот благосклонно посмотрел на него — тот оправдывал его самые лучшие ожидания, потом он укоризненно оглядел двух других. Отвечая на немой упек один из них сказал.
— На рынке они. Где же еще?
Визуарий покачал головой. Жизнь научила его не доверять простым решениям. Он мог бы прибегнуть к колдовству, но у него не осталось уверенности, что все выйдет как нужно.
— Один из них, вроде в халате был?
— Был, вроде… — неуверенно ответил средний.
— Так «вроде» или «был»?
— Был! — твердо сказал старший. — В халате и сапогах!
Лоб Визуария пошел морщинами. Прочно, словно прутья клетки они удерживали старческие мысли в черепе. Видно, что мысли эти были приятны. Старец улыбнулся.
— Беги к начальнику городской стражи. Скажи, что в город прибыл… Нет. Пробрался.
Старик прищелкнул пальцами, радуясь пришедшей мысли.
— Пробрался известный мусульманский проповедник — Меч Аллаха и Надежда Пророка! И что он собирается склонить простодушных жителей Труповца к переходу в магометанство.
Ложь была настолько чудовищной, что средний сказал то, что пришло первым в голову… Кто же в это поверит? Что же он совсем дурак, что ли?
— А разве нет?
— Я бы на его месте не поверил бы.
— Тебе и не придется на его месте быть, — осадил его Визуарий. — Думаешь много, оттого, видно и судьба к тебе боком… Беги.
Тот замешкался.
— Беги, пока прыгать не заставил.
И средний побежал.
Город выглядел богато, но мрачно.
Выстроенный из черно-красного камня он давил на души гостям, наполнял ее ощущением неуюта. Прислушиваясь к голосам людей, что сновали вокруг Избор задирал брови все выше и выше, качал головой и оглядывался. Голоса звучали вполне человеческие, но речи велись не вполне обыденные, да и названия улиц бросали в дрожь: Висельная улица, Трупный тупик, Кожедерная площадь…
От этих названий внутри что-то ежилось от недоумения — как это под этим солнцем вызрел такой город. Даже у Гаврилы это вызвало какую-то оторопь. Единственная улица, с названием которой он смирился, была названа улицей Сорока Великомученников — он слышал, что у последователей Христа было что-то такое — но Избору и это не понравилось…
— Не город — нарыв какой-то. Тут в оба глаза смотреть нужно, а то быстро станешь сорок первым…
Ему никто не возразил, даже Иосиф, ибо и он почувствовал жуть, разлитую в воздухе. Они ехали молча, сбившись в тесную группу и понимая, что надеяться могут только друг на друга. Все тут был в диковину — и названия улиц и лавки перед домами, выполненные словно длинные виселицы и даже табуретки уличных торговцев, похожие на плахи. Торговцы, что сидели на них провожали халат заинтересованными взглядами.
— Эй, почтенный, — обратился Гаврила к одному из местных. — Где у вас тут у вас золотых дел мастера работают?
Из уважения к халату хозяин даже вышел из-за прилавка. Размахивая руками так, что рукава шелестели на ветру он объяснил.
— Немного вперед пройдете. Потом свернете на Членовредительскую. Но ней дойдете до кружала «Три палача» и там повернете. За второй общественной плахой и живут золотых дел мастера.
Избор шевелил бровями, укладывая все сказанное в голове.
— Много их у вас? — поинтересовался хазарин.
— Хватает. Улица до самого кладбища Невинно убиенных тянется.
Лицо у Исина вытянулось.
— И что большое кладбище?
Купец оторвал взгляд от халата и посмотрел на прилавок. Покупателей не было и он задумался вспоминая.
— Да нет вроде… Не больше чем пять других…
Взмахом руки богатырь отпустил купца за прилавок и они отправились по указанному пути. Когда отъехали подальше Исин спросил:
— Ну что? Хороший город? Заметили, чем он торгует?
— А чего замечать? Веревками простыми…
— Простыми… — вздохнул Исин. — В этом городе, поди простых веревок нет. Тут, пожалуй все для виселиц.
— А нам какое дело? — сказал Гаврила — Мы тут проездом. Продадим — купим, только нас тут и видели…
Избор вспомнил стену города.
— Если к стене не приклеят.
Гаврила хлопнул себя по рукояти меча.
— Отклеимся.
Избор рассеянно кивнул и Масленников понял, что все это его уже не интересует и мыслями воевода уже был не только за стенами, но и за горами… Иосиф широко раскрытыми глазами смотревший вокруг спросил:
— Как тут только люди живут?
— Да какая это жизнь — куда не посмотришь мертвяки мерещатся.
— Ну не вся же жизнь такая? Наверняка ведь песни поют, — заступился Исин за горожан.
— О покойниках.
— Пляшут.
— Или на могилах, или на похоронах.
— Сказки детям рассказывают.
Гаврила махнул рукой и направил коня по Членовредительской. Они добрались до «Трех палачей». Напротив заведения стояла виселица. На виселице висел покойник, прямо под его ногами играли дети. Из открытых дверей на все это с улыбкой смотрел толстый человек в белом переднике.
— Безумный город, — сказал Исин. — Сделали смерть смыслом жизни!
— Не свою — чужую. Как тут только дети родятся?
Избор махнул рукой. Тут начинались ряды золотых дел мастеров. Там они, не особенно торгуясь, поменяли несколько камней с халата на несколько мешочков с серебром и золотом. Уклонившись от попыток хозяина продать им серебряные пытошные клещи и позолоченные гвозди для вколачивания под ногти они пошли тратить деньги на одежду и еду.
С каждой покупкой на душе Гаврилы становилось все легче и легче — городские ворота становились все ближе и ближе.
— Город маленький, а воспоминаний надолго хватит. Как о нем подумаю — сразу виселицу вспомню…
— Это ты зря, — отозвался Избор. Камни камнями, а кошель что приятно оттягивал пояс подкреплял его уверенность в будущем. — Город чистый… Мрачновато только, а так — ничего.
Улица вывела их на площадь, к воротам. На площади еще сновали люди опоздавшие к торгу, но пахло уже не соломой и навозом, а съестным. Запах еды, словно протянутая поперек дороги веревка остановила Избора около корчмы. У дверей вместо вывески стояли, сыто порыгивая, подвыпившие горожане и смотрели на них.
— Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?
