Народ испуганно загудел, в строю наметились панические движения.
— Всем стоять! — заорал я. — Это всего лишь свиньи! Вы любите их сжигать?! Вот и прекрасно — сейчас целое стадо можете отправить в огонь!
Честно признать, предпочел бы с тяжелой конницей столкнуться, чем с подобным «воинством». Понятия не имею, о каких садках говорил Саед и почему вообще эти трусоватые животные ведут себя столь агрессивно. Выживу — непременно расспрошу тех, кому тоже повезет. Если эта хрюкающая орава, подобно разливающемуся потоку выплескивающаяся из-за холма, так и не закончится, я никогда не узнаю ответов на вопросы, потому что останусь здесь, втоптанный в землю тысячами копыт.
С души камень упал, когда на моих глазах вал тварей поредел, сходя на нет. Их было много, очень много, но все же не настолько, чтобы спешно дописывать завещание. Сотни две, пожалуй.
— В дома! Всем забраться в дома! Бросайте строй! — закричал я, первым следуя своему приказу.
Глупо верить, что тройная цепочка копейщиков остановит такую лавину, — это мне стоило сразу сообразить. Лошадь пугается подобного препятствия, лишь самые редкие, специально обученные боевые кони способны преодолевать строй тяжелой пехоты, да и то везет при этом далеко не всем. Сомневаюсь, что здешним свиньям вообще ведом страх. Судя по тому, как они припустили при нашем виде, у них лишь одно на уме: растоптать, смешать с грязью, сожрать.
А уж как зловеще визжат и похрюкивают…
Народ рванул в укрытия с такой скоростью, будто там вкусно кормят и наливают бесплатно. В дверях дома, к которому бросился я, возникла давка: два латника застряли в проеме, остальные пытались их затолкать внутрь при помощи пинков. Ждать развязки событий не стал — направился к следующему жилищу. Уже внутри сильно пожалел, что оставил арбалет на корабле. Маленькие окошки будто созданы для стрельбы. Увидев, как следом забегает один из разведчиков с луком за спиной, приказал:
— Лезь на крышу, оттуда стрелять будешь!
Тот молча забрался на стол, оттуда подпрыгнул, подтянулся, закрепился на какой-то жердине, начал торопливо разгребать солому.
Кроме разведчика в одном доме со мной оказались два копейщика, неразлучный Тук, матиец с алебардой и невесть как затесавшийся подмастерье с Железного Мыса. Из оружия у него был лишь молот, а из доспехов нагрудник.
— Ты и ты! — указал я на копейщиков. — Встаньте перед дверьми и колите всех, кто сюда полезет.
— Может, лучше я встану в дверях, а они с боков бить будут, — предложил Тук. — На мне ведь латы, тварям трудно будет до мяса добраться. Свинье против доброй стали трудно придется.
Идея была здравая, и я кивнул:
— Так и сделай. Ты, матиец, стой рядом со мной. Если свиньи все же прорвутся, будем их рубить. А ты, мастеровой, спрячься в угол и молись богу, чтобы до тебя не добрались.
Местный дом имел одну перегородку, разделяющую его на две половины. В первой жили люди, во второй держали скотину. Негигиенично, но мои крестьяне поступали схожим образом — так им гораздо удобнее. Мы находились именно в «человеческой» половине — большой комнате, центр которой занимал стол, вдоль стен тянулись топчаны и что-то вроде шкафов, плетенных из лозы, ближе к дверям располагался хитроумный очаг, или, скорее, примитивная печь.
Не знаю, на что способны эти свиньи, но счел двери самым слабым местом. Их даже закрывать бессмысленно — тонкие жерди, связанные лозой и утепленные мхом. Собака боком почешется — и развалятся. Видимо, остров небогат лесом, раз на такие ухищрения идут.
Снаружи истошно закричал умирающий. Я такого уже успел наслушаться — ни с чем не перепутаю. Не повезло кому-то…
Топот копыт слился в единый гул, сквозь который, сверля мозг, пробивалось хоровое визжание сотен глоток. Выглянув в окошко, я успел увидеть развязку драмы. Латники, устроившие затор в дверях, так и не успели освободить проход. Доспехи сцепились друг с дружкой. Пытаясь решить вопрос силой, они налегли с таким усердием, что не выдержала рама, завалившись вместе с ними. Оставшиеся на улице рванули внутрь по спинам товарищей, кто-то при этом упал, еще более усугубив затор, — вслед за ним попадали остальные. В эту копошащуюся человеческую массу вломилась свиная туша и, разинув пасть, более уместную для аллигатора, чем для хрюшки, чуть ли не мгновенно освободила голень первой жертвы от мяса.
Бедолага заорал как резаный, его крик подхватили сразу в нескольких местах. Куча воинов скрылась под слоем колышущихся жировых складок, из которых, будто антенны футуристических звездолетов, торчали завернутые штопором хвосты.
С этими тварями и в самом деле что-то неладно, раз они обзавелись наборами острых клыков.
Я еще больше пожалел, что под рукой нет арбалета.
— Что ты там копаешься?! — крикнул вверх. — Стреляй давай!
В ответ хлопнула тетива, затем затрещали жерди, и с коротким, но эмоционально насыщенным возгласом лучник рухнул на стол, приложившись с такой силой, что ножки не выдержали и мебель частично развалилась, из-за чего стрелок покатился на пол. Недотепа неуклюжий! В следующий миг Тук выругался еще более грязно, чем стрелок, затем по железу лат ударило чем-то твердым, чуть ли не под ухом торжествующе завизжали, копейщики сделали синхронный выпад. Их цель была для меня невидимой, пришлось чуть повернуться.
В дверях над повергнутым горбуном топталась исполинская туша, изо всех сил старающаяся проникнуть в дом. Двое воинов, проткнув ее копьями, навалились на древки, с трудом удерживая визжащую тварь. То, что через несколько секунд она победит, легко преодолев их усилия, не вызывало сомнений.
Шагнув к дверям, я выбросил Штучку в длинном выпаде и, коснувшись торцом свиного пятачка, освободил клинок. Голова твари раскрылась багровым цветком, хлынул столь обильный кровавый поток, что я побоялся за Тука — как бы не захлебнулся бедолага. Освобождать горбуна было некогда — по еще дергающейся туше убитой хрюшки уже пробиралась следующая. Копейщики освободить своего оружия не успевали, Штучке тоже требовалась перезарядка — лезвие пряталось в древко далеко не мгновенно. Положение спасало лишь то, что копытной твари было неудобно лезть через узкую дверь, тем более что под ногами не твердая земля, а черт знает что. А еще сильно выручил матиец. Не дожидаясь указаний, метко вонзил четырехгранный шип наконечника алебарды в глаз визжащему чудовищу, после чего надавил и с натугой провернул.
Два — ноль.
Убрав лезвие Штучки, я облегченно вздохнул. Ситуация улучшилась: двери теперь прикрыты баррикадой из парочки туш. Туку, наверное, не очень приятно под ними валяться, но ему не привыкать к подобным унижениям, да и как поможешь? У нас сил не хватит сдвинуть в сторону гору мяса, к тому же при этом мы откроем дорогу для стада, беснующегося на улице.
