— Не суетись Стик, — отозвался, даже не собирающийся вставать, эльф. — Пройдет еще немало времени, прежде чем уйдет терзающая его тело боль, и он сможет прийти в себя окончательно. Пока что каждое движение, даже небольшое сокращение мышц, приносит ему только боль. К сожалению, я ничем не могу ему помочь, все от меня зависящее уже сделано. Дальше он должен справиться сам.
Стик уныло отошел от утихшего друга и привалился к стене. Он готов был разорваться на части. Одна его половина требовала выполнять свой долг и быстрее спешить на помощь Дерри и Анет, а другая не позволяла оставить ни на минуту больного друга. Герцог понимал, что, если в ближайшие день-два маг не оправится, то нужно будет что-то предпринимать. Что Стик еще не решил. Бросить Дира здесь, он не мог, переправить во Влекриант, по-видимому, тоже.
Сам маг, тем временем, вопреки прогнозам Каллариона, медленно приходил в себя. Сначала, превозмогая жгучую боль, он открыл глаза, соображая, где же находится. Перед его мутным взором в сумасшедшем танце по кругу несся темный каменный потолок. Подождав, пока головокружение пройдет, Дирон осторожно повернул голову в сторону, поймав взглядом прислонившегося к стене Стика. Герцог выглядел измученным и усталым. Но маг испытал радость при виде друга, так как это означало, что бегство от Тармана удалось. Дир больше всего боялся того, что очнувшись, обнаружит себя в том же месте, в котором он был раньше — в плену у Сарта.
Справа от Стикура сидел еще какой-то непонятный субъект. Диру было очень интересно, кто это и где Дерри и Анет, но он не мог произнести ни слова. Открыть глаза и посмотреть по сторонам — вот все, что он мог сейчас совершить. Даже эти элементарные действия несли в себе боль, поэтому маг закрыл глаза и провалился в спокойный, глубокий и практически здоровый сон.
Анет с наслаждением развалилась на кровати, решив для себя, что сегодня она не то что ли никуда не пойдет, но и вообще не сдвинется с места. Она удосужилась лишь снять грязные и пыльные сапоги, прежде чем улеглась на широкую кровать под шелковым покрывалом. За тот кусок золота, который девушка заплатила хозяину гостиницы, ей досталась вполне приличная просторная комната с огромной кроватью, двумя креслами, невысоким резным столиком и, самое главное, отдельной ванной комнатой, до которой, правда, Анет пока еще не добралась. Отмыкание девушка решила отложить на вечер, а сейчас просто наслаждалась блаженными минутами ничего неделания. Было удивительно хорошо лежать на мягком, чистом, бледно-розовом шелке, разглядывать белый и идеально гладкий полоток с небольшой, почему-то деревянной, люстрой, и мечтать. О том, как сначала наберешь в глубокую, чугунную ванну горячей воды, накапаешь ароматического масла, а потом, будешь час, а может быть и два, блаженствовать в благоухающей, приятно обжигающей воде. Анет зажмурилась от удовольствия и приготовилась отдыхать дальше, но все ее радужные мечты, как всегда разрушил Дерри.
Как только официант, еле дотащивший целый поднос еды, скрылся в коридоре за дверью, Лайтнинг тут же обернулся человеком, сожрал большую часть принесенной вкуснятины и принялся раздавать приказы, тоном, не терпящим возражений:
— Давай, ешь быстрее! Нам еще сегодня предстоит наведаться к брату Каллариона.
На робкие предложения Анет отложить все до утра Дерри даже не прореагировал. Он, не глядя на несчастное лицо девушки, буркнул:
— Надеюсь, ты не потеряла кольцо, которое нам дал эльф? — увидев, что Анет потрясла головой, демонстрируя всем своим видом, что кольцо в целости и сохранности, Лайтнинг продолжил, — Тогда, чего расселась? Давай, пойдем быстрее, нечего вести время.
— Дерри, я устала, — попыталась вразумить Ксари девушка, — давай хотя бы немного передохнем, а лучше отложим все на утро. Я не думаю, что если мы возьмем тебе линзы сегодня вечером, за ночь ты очень много успеешь сделать. Все равно ведь ляжешь спать и в город выйдешь не раньше, чем завтра с утра.
— Нет, мы пойдем сейчас, — непреклонно возразил Дерри, разглядывая местами отставшие обои на стене их комнаты, и Анет поняла, что все, что делает ксари, по крайней мере, последний день, направлено на то, чтобы досадить ей. Это открытие привело девушку в бешенство, и у Анет появилось стойкое желание закатить, такой небольшой, но цунамеобразный скандальчик, но девушка понимала, что это не имеет смысла. Нервы потратишь, опять же, силы душевные, а Дерри это не проймет. Устраивать скандал стене, которая ни как на твои эмоции не прореагирует, и то, пожалуй, умнее. От нее хоть не ждешь никакой реакции. Поэтому, Анет молча встала, натянула сапоги и направилась к двери, даже не задаваясь вопросом, а следует ли за ней Дерри, и если следует, то в каком обличие: человеческом или кошачьем.
Ужасно не хотелось идти через зал, сквозь скопление пьяных индивидов. Их пристальное внимание напрягало, и девушка вздохнула с изрядной долей облегчения, когда в глубине коридора второго этажа увидела узкую и неприметную лестницу, ведущую вниз. Анет с сомнением посмотрела в темный лестничный проем, размышляя, стоит ли рисковать, и соваться в неизвестность. Ее размышления прервал хохот, доносящийся с первого этажа, из обеденного зала, и, зазвучавшая от туда же следом, разудалая песня, исполняемая нестройным хором изрядно пьяных голосов. — Ну, уж нет, — подумала она. — Через центральный вход, я точно не пойду. Если вдруг эта лестница не ведет на улицу, значит, полезу через окно. Самое главное не мимо этой шумной и пьяной толпы.
Вопреки сомнениям неказистая лестница все же вывела Анет на улицу, а точнее на задний двор таверны.
Смеркалось. Солнце почти село за горизонт, избавив город от удушающей жары. Утомленные за день куры лениво переваливались с боку на бок, в надежде найти хоть какую-нибудь вкуснятину, между небольших клочков чахлой травы, вылезающих на стыке старых каменных плит, практически целиком вымостивших двор. Куры с лениво ковыряли клювами и лапами промелькивающий местами дерн. Весь их взъерошенный вид выражал скорбную тоску и неудовлетворенность жизнью. Где-то на заборе противно заорал петух, все ленивые несушки вмиг оживились, и резво наскакивая друг на друга, понеслись к курятнику, серевшему покосившимися досками вдалеке.
Фонарь над входом освещал ярким оранжевым светом, выложенный камнем пятачок, на котором стояла Анет. Отсюда к противоположному концу двора, который был обозначен невысоким шатким забором, практически не видным от стены таверны, вела узкая вытоптанная тропинка, по которой так часто ходили, что каменные плиты, устилающие ее, совсем стерлись. На тропинке то тут, то там виднелись отметины куриной нелегкой жизни и скудного рациона. Девушка осторожно, стараясь ни во что не вляпаться, вышла за калитку, и, оказавшись на улице, поняла, что опять не знает куда идти. В объяснения Каллариона, она даже не вслушивалась, их запоминал Дерри, а сейчас, ввиду сложившейся конфликтной ситуации, к Лайтнингу за помощью обращаться не хотелось. Его поведение за последние дни перешло все допустимые границы, и Анет за это стойко его ненавидела. Тем более, она попросту не привыкла к подобному обращению. Попросив прощения, девушка считала, что искупила свою вину и терпеть измывания Дерри над своей персоной не собиралась. Из-за этого же ей не хотелось спрашивать о том, куда им идти, так как ее неведение, было бы расценено как очередное проявление тупости. Тем более, девушка, выходя их калитки, едва удержалась от желания прихлопнуть дверью длинный и пушистый кошачий хвост, который ксари вытянул сзади себя на метр и распушил, словно ершик для мытья бутылок, демонстрирую свое презрение ко всем на свете. Попытку сделать гадость зверь заметил, и девушке, в очередной раз, стало стыдно за свои пусть и не совершенные действия.
