Открытие, признаться, меня не обрадовало. Тулур не стал бы наговаривать на своего господина. И не стал бы признаваться в своём открытии, если бы и для него оно не стало неприятным известием. Его тоже водили за нос.
Трогать Новена не стал, — блок не снимешь, а язык развязать можно — просто начал проявлять большую бдительность.
Скорей бы отделаться от этой навязанной работёнки!
Если со светлым мы более-менее ужились (ничто так не объединяет двух неприятелей как третий общий враг), то солдаты меня невзлюбили. Смотрели волками, шептались, что именно я натравил на них кабалов. А потом и вовсе решили высказать мне это в глаза.
Я спокойно сидел у костра, грея пальцы и поедая нехитрую еду, когда все девять окружили меня.
Боковым зрением отметил, что арбалетчики, стоявшие чуть сбоку и дальше, нежели остальные, как-то подозрительно прильнули к оружию. Их товарищи тоже поигрывали кастетами. И не только.
— Да что с ним церемониться, он же тёмный! — сплюнул на землю командир отряда. — Он был там, где погиб Хореш, это его рук дело! Убьём ублюдка — сделаем доброе дело.
Я отложил в сторону кусок солонины и обернулся. Мой взгляд заставил попятиться, но пыла не умерил. В ход тут же пошли ножи, показывая серьёзность намерений.
— Ну, и зачем мне было его убивать? Ради собственного удовольствия?
— Потому что все вы, Тьхерины…
Подавился. Лучше ударить, нежели покалечить. А то выведет из себя, спровоцирует резню. Убивать-то их не хочется.
Болт вонзился в землю у самых ног. Предупреждение.
Я тоже предупредил: вихрь закрутился между нами, отсекая солдат.
Меня одновременно попытались зарубить палашом, проткнуть ножом и отворить вены кастетом. Действовали слажено, подключив арбалетчиков. Теперь они оказались позади меня, а я стал идеальной мишенью. Стрелять не станут только в двух случаях: если я их обездвижу или если побояться убить своих.
Нож больно резанул по руке, распоров куртку. В опасной близости от горла прошёл кастет. Пришлось перестать играть в благородство и поступить с ними так, как они того заслуживали.
Боль волной прокатилась по рядам нападавших.
Меня осыпали чередой проклятий, доходчиво объяснив, что сегодня же повесят на ближайшем перекрёстке. А потом сожгут. Я в свою очередь тоже пообещал им весёлое времяпрепровождение.
Очередной брошенный нож вернулся к своему владельцу. Пригнувшись, позволив болтам пролететь над головой и ранить своих, ответил ударом Кнута Шорана, одновременно выстраивая щит.
Вспомнилась давняя сцена в лайонгском переулке: там я защиту поставить не мог. Потому что был пьян, а тут абсолютная трезвость ума нужна, потому как сложное математическое действо, требующее предельной концентрации. Да и, что греха таить, тогда было так плохо, что любые заклинания с трудом давались. Хотя отбивать ножи умудрялся.
Есть одно «но» — на защиту тратиться гораздо больше энергии, нежели на нападение. Поэтому иногда лучше уворачиваться, нежели отсиживаться за щитом, вытягивающим из тебя силы. Долго не продержишься, не больше часа. Нет, другие умеют, — вот Асдеркон хотя бы — но я не из их числа.
— Назад! — раздался крик Тулура. — Оставьте его в покое, это приказ!
Я опешил: светлый защищает меня? И не только на словах — магия раскидала солдат по всему лагерю, заодно обездвижив.
Отчитав командира, — капрала — Тулур подошёл ко мне и поблагодарил за то, что все остались живы. Это верно, я проявил неслыханное понимание и терпение, всего лишь ранив этих остолопов: сдерживала мысль, что мы из одной лодки.
Я пожал плечами, недовольно рассматривая порванный рукав. Кровь… Опять.
— В следующий раз убью без предупреждения, играть не буду, — предупредил притихших солдат, буравивших меня тяжёлыми взглядами. — И голову используйте по назначению, меньше проблем наживёте.
Светлый опустился рядом на корточки, потянулся к ране, но в последний момент отдёрнул руку: подобные непрошенные действия могут стоить здоровья, если не жизни.
— Что вам от меня нужно? Если так рвётесь помочь, то за награду. Какую же?
— Я владею врачебной магией, только и всего. Но вы правы, Лэрзен, мне спокойнее, если вы останетесь живы.
— Отчего же?
— Потому что все эти твари… Вы явно знаете о них больше меня. И скоро мы вступим на территорию, облюбованную вампирами — не хотелось бы терять людей.
— Проведу, — пожал плечами и закатал рукав.
Рана была неглубокая, но неприятная.
Тулур молчал, буравя меня взглядом. Пришлось отвлечься и поинтересоваться, чего ему ещё. Покусал губы, предложил вылечить. Дал обещание, что своими действиями не причинит вреда. Позволил ему: проверим честность светлых. Кровь, безусловно, отравить может, но зачем тогда солдат отгонять?
Не обманул.
Приятное тепло разлилось по руке, обволакивая, лаская. Рана едва заметно засеребрилась, а потом на глазах начала стягиваться. Теперь место ранения немного жглось. И чесалось.
Тулур поднялся, не отреагировав на моё сдержанное «спасибо», и отсел подальше, демонстрируя полное безразличие. Корит себя, наверное, за то, что связался со мной. Что ж, спишем на сострадание и человеколюбие: Светоносный что-то такое проповедует.
Но всё равно, не покидало убеждение, что светлый хочет использовать меня в своих целях. Либо чего-то так боится, что один на один с этим оставаться не желает.
После, правда, никакой такой заботы с его стороны не замечал, успокоился. Может, указания от Белого магистра были, некромант-то им до зарезу, как понимаю.
К вечеру добрались до одинокого постоялого двора. Новен заявил, что заночуем там. Его право, правда, по мне лучше было бы проехать пару лишних миль и остановиться в деревне, благо до темноты время есть.
Еда была паршивой, выпивку пробовать даже не хотелось, поэтому решил прогуляться. Выпью там, где не одно заведение: как показывает опыт, с конкуренцией всё вкуснее. Ничего, светлый без меня справится, да и в светлое время суток нежить не нападает.
Просёлочная дорога раскисла. Пожалуй, я понимаю Новена: съезжать с имперского тракта и тащиться со всем скарбом по этому нечто… Но я и хуже видал, с моей-то работой.
Деревенька оказалась так себе, но тоже с постоялым двором. И трактиром. Сунув нос в последний, там и засел, с удовольствием уминая жареные рёбрышки с овощами и подливой. Взял к ним густой эль — в этих краях умеют его варить.
Словом, я пребывал в самом благостном настроении, когда, расплатившись, вышел на улицу. Честно говоря, выползать из этого тепла не хотелось, тем более, в трактир завернули забавные менестрели. Не то, чтобы я любил музыку и тоскливые баллады, но у этих, к счастью, был другой репертуар.