— А как же, — скривил рот Весьямиэль. — Только ты вот что, пока в город не въехали, давай, доставай платье. Которое покрасивее будет, голубое!
— Зачем? — недоуменно спросила девушка.
— Затем, что ближе к столице публика избалованная, их чем попало не удивишь, — внезапно успокоившись, ответил он. — Два артиста — это скучно. Ежу лесному понятно, что они сговорились заранее, все трюки знают… Что на них смотреть? А ты сейчас переоденешься крестьянкой…
— И ты меня из толпы вытащишь? — догадалась Маша. — Или мне самой вызваться, когда ты попросишь какую-нибудь девушку тебе помочь? А если вперед меня кто-нибудь откликнется?
— Сомневаюсь, — хмыкнул Весьямиэль. — Но даже если и так… Отрежу дуре нос, за кровищу во время выступления втройне платят. Вот только в тюрьме сидеть очень не хочется, так что ты уж не мешкай. Ясно тебе?
— Да ясно, ясно… — пробурчала Маша, выискивая в сундуке голубое платье. Оно порядком поизмялось, но всё еще выглядело вполне достойно. — Сто-ой… Стой, окаянная!..
Зорька замерла, недовольно перебирая ногами: только взяла разгон под горку, тут же остановили! Что за хозяева попались!
— Опять в кусты переодеваться полезешь? — с издевкой спросил Весьямиэль. — Я уж тебя во всяких видах видывал!
— Ты, может, и видывал, по причине житейской необходимости, — с достоинством отвечала Маша, сгребая одежду и отправляясь за кусты на обочине. — А остальным проезжающим на меня пялиться вовсе необязательно!
— А может, дикой лесной женщиной оденешься? — глумливо проорал ей вслед мужчина. — Костюм-то твой вот он, целехонек! Физиономию глиной намажем, скажем, с дальних рубежей дикарка…
— Долго ты меня еще этим попрекать будешь?! — Маша показалась из кустов в одной сорочке, уперла руки в бока, гневно нахмурилась. — Ты сам меня этому… этому хомячку в доспехах продал! За сколько, а? За сколько ты общевистку гнусному феодалу отдал?!
— Какая разница… — Весьямиэль потрепал Разбоя по холке. — Все равно уже не осталось ничего. Но, считай, ты позволила нам подобраться почти к самой столице. Всего ничего осталось.
— Ты же умный… — пропыхтела Маша из кустов. — Мог бы придумать, как твои золотые разменять!
— Мог бы, — согласился мужчина. — Но не хочу. Зачем, если можно заработать? Или тебе, общевистке, работать вера не позволяет?
— Общевисты обязаны трудиться! — вспылила девушка, аж листья над кустами взвились. — Но только на благо народа, а не затем, чтобы ты потом деньги пропивал и на непотребных девок тратил!
— А что, — спросил Весьямиэль с подвохом, — хозяева питейных заведений уже не народ?
— Народ, — осторожно ответила Маша.
— А девки эти от хорошей жизни по рукам пошли? — продолжал он. — Ты вот подумай головой своей рыжей: я им заработать позволяю, а так бы их хозяйка прибила за то, что без денег остались. Соображаешь? А я ведь щедрый…
— Да уж, очень! — не выдержала девушка. — Как заночевать, так "Маша, ты на конюшне спишь, а я по девкам, так дешевле станет!" Как еды купить, так "лошадям овса хватит, тебе вот луковка, сала шмат и хлеба полковриги, а я до трактира пройдусь, там вроде наливают…" Как-то ты очень уж избирательно щедр!
— Так ты соразмеряй потребности, — хмыкнул Весьямиэль, — кто ты — и кто я!
— Мы оба люди! — Маша вылезла из кустов, стряхнула с подола колючки. — А значит, и потребности у нас одинаковые!
— Да? — удивился мужчина. — Это какие же?
— Сперва потребности низшие — это голод, жажда, половое влечение и всякое такое, — начала перечислять Маша, упаковывая свои вещи в сундук, — потом другой уровень — это безопасность, постоянство условий жизни. Потом общение, связи, привязанности… дружба, в общем! Забота о других и внимание к себе. Затем самоуважение, уважение других, признание всякое, рост по работе. Ну и всякое самовыражение, в труде, конечно! Ну что ты опять смеешься?!
— А то, — проговорил сквозь смех Весьямиэль, — что у меня-то все эти потребности удовлетворены… кроме тех, которых мне и даром не надо, а ты даже с низшими никак не управишься!
— Но я… — произнесла девушка и тут же, видно, поняла, на что он намекает, потому что покраснела до ушей и больно стегнула ни в чем не повинную Зорьку вожжами. — Поехали уже! Ночью ты выступать собрался, что ли?
— А к вечеру даже и лучше, — хмыкнул Весьямиэль, нагоняя телегу. Разбой хоть и не шел в сравнение с его лучшими конями, но был совсем неплох. Теперь же, привыкнув ко всаднику, он и вовсе слушался каждого движения. Хороший конёк, быстрый, да и по росту ему, что немаловажно… — Никто наших рож не разглядит. О! Кстати сказать…
Не придерживая коня, он выпростал ноги из стремян, перескочил в телегу — Маша только взглянула мрачно на такое лихачество.
— Сиди смирно, — велел Весьямиэль, нашел средства, которыми пользовался для превращения в госпожу Миэль, и присел на облучок рядом с Машей. — Башкой не крути! Кому говорю, не крути!..
С подведенными и подкрашенными глазами Маша враз стала смотрелся иначе. Потом Весьямиэль подрумянил ей щеки, аккуратно, чтобы не пламенели, будто натертые бураком, просто подчеркнул линию скул, подправил линию губ…
— Брови бы тебе еще выщипать, — заключил он, оглядев творение рук своих, — но тут такое не принято. Как раз наоборот…
И он густо начернил Маше брови.
Девушка покорно сносила эти экзекуции, хотя была обижена на Веся. Уж верно, ему лучше знать, как выставиться актерами в этот раз!
— Красавица! — восхищено цокнул языком встречный возчик.
Маша потребовала у Веся карманное зеркальце, взглянула в него и ужаснулась: на нее смотрела чернобровая краснощекая девица с губками бантиком. Длиннющие ресницы угрожающими стрелами метились в сердца местных кавалеров, а голубые глаза смотрели сурово… Положительно, Маша ничего не понимала в местных канонах красоты!..
— Платье, платье пониже сдерни, — Весь потянул лиф вниз, получил по рукам, захохотал и снова подсунул Маше зеркальце.
Она посмотрела и зарделась пуще своих нарумяненных щек: охальник Весь выставил напоказ чуть не всё ее девичье достояние!
— Ты меня со своими девками гулящими не перепутал? — спросила она гневно.
— Тебя перепутаешь! — тот уже гарцевал на гнедом коньке, и по посадке сразу видно было — это не простой бродяга. — Те куда сговорчивее, и по рукам не бьют, если за сиськи хватаешь, а цену называют…
— Ты… — Маша так разозлилась, что не сразу придумала достойный ответ. — У тебя столько золота не будет, вот!..
— Ох, да что ты говоришь… — пропел Весь, оглядываясь. — А и правда, вечереет уже. Поехали-ка, лошадей у коновязи оставим, а сами пойдем, хоть на ночлег зашибем. Ты поняла, что делать?
