Крестоносец сердито посохом о каменный пол ударил:
— Да затем, липовые мозги, чтобы месть его перебесилась. Пока душа его кровью вражьей не омоется, никакого короля из него не получится.
— Это как? — разом спросили ганна и лесовик.
— Много ты умного в злобе сделал? — спросил колдун, заглядывая в глаза лесовику.
— Да было пару раз, — скривился Йохо, припоминая дни лихие, когда еще в своем лесу безобразничал.
— Пару раз! — передразнил колдун лесовика. — На горячую голову, которая только местью забита, ничего путного не сотворишь. Не о мелочах говорю, а об управлении целой страной. Думаете, мне нравиться, что молодой король со своей свитой на равнинах тем забавляется, что головы кэтеровским солдатам рубит? Будь моя воля, запер бы его в горной крепости. На солнце выводил, чтобы только пару глотков воздуха свежего мог Аратей глотнуть. А все остальное время сидел бы у меня наследник над книгами, древнюю мудрость понимая. Или тренировался для будущих сражений в зале с майром. Но я и другое понимаю. Бурлит сердце короля, память о родителях просит крови. Ара-Лим над ним сейчас стоит и им правит. А надо, чтобы он над Ара-Лимом стоял.
— Хорошо сказал, — вздохнул лесовик. Не Ара-Лим над королем, а король над Ара-Лимом. Сам запомню и другим передам.
— А если кэтеровские солдаты ловчей окажутся? — подала голос ганна, в огонь глядя. — С каждым разом братья на большее замахиваются. Майр говорил, что сегодня они хотели пост, что на перекрестье стоит, приступом взять. А там солдат в три раза больше.
Самаэль повозил по камню посохом:
— Я многому короля научил. И сына твоего, Гамбо, тоже. Не страшусь, что ударит их стрела вражеская. Да и майр Элибр рядом. Всегда подскажет, что делать, а что не делать. Ничего с ними не случится. Умные мальчишки сильнее обученных солдат. Помните, как они обоз с годовым жалованием для легронеров Сампиры захватили?
Лесовик и ганна кивнули.
Когда это было, а в зеленой долине до сих пор о том нападении разговоры не утихают.
Братья, да еще Элифас, сын ремесленника, полгода назад на равнину выбрались. Никого не предупредив, в глубь Ара-Лима пошли. Если бы не майр, неусыпно за наследником следивший, никто бы и не знал, как все случилось.
На третьи сутки путешествия увидели мальчишки на дороге то ли караван, то ли обоз небольшой. В ту пору еще с вылазками не ходили, кэтеровские солдаты должным образом обозы не берегли. Кого бояться в пустой стране? Из всей охраны пять человек, да и те, пьяные песни горланят.
Друзья чуть ли не к самой дороге подобрались, разглядели, что везут на телеге здоровый сундук с печатями императорскими. Из разговоров, да перебранок солдат пьяных, поняли — жалованье легронерам везут, пятьсот тысяч стеронов золотом.
Хотели поначалу ночью телегу угнать, да к темноте обоз на посту охраняемом остановился. А днем на повозку нападать опасно. Борта высокие, из дерева крепкого. С ножом не пройти, стрелой не пробиться. А самому под меч попадать не хочется.
Поразмыслив немного, друзья хитрую штуку придумали. Опередив обоз, на дороге указатели перебили. Понадеялись, что на следующий день легронеры пьяней пьяного будут. Может и не заметят подмены.
Так и случилось. Обоз повернул в ту сторону, куда ложный знак указывал. Двинул по пыли без всякой опаски.
Аратей лично обратно за тем знаком вернулся, с собой прихватил. На следующем распутье гвоздем ржавым к столбу маячному прибил.
Вознице что? Глаза открыл, дернул поводьями, куда бирка указывает, и снова дремли под равномерное покачивание телеги. А солдатам и того меньше заботы. Едут спокойно, да и ладно.
На второй день легронеры забеспокоились. Постов не видать, местность, вроде, незнакомая. Горы из-за холмов подниматься стали. Долго совещались у очередного маяка, но решили все-таки по направлению двигаться. Полдня еще ехали, пока вконец забеспокоились. Повернули обратно, проклятиями возницу осыпая.
Да только далеко не уехали.
Повстречали на дороге мальчишку оборванного. Сидел, почти голый, в пыли ковырялся. Лошади, как околдованные, на дыбы встали, захрипели дико, с места не сдвинуть. Как только один из охранников слез с повозки, его тут и стрела меткая, из кустов выпущенная, уложила. Прямо в шее застряла. Второго охранника, что на подмогу вылез, мечом размахивая, Аратей сам уложил. Из пыльной горки, что перед собой насыпал, выхватил нож, и, как лесовик учил, бросил метко, рукоятью закручивая. Железо, на горном ветру закаленное, кость под глазом легронера пробила. По рукоять вошло.
Видя, что твориться на дороге, возница кнутом по спинам лошадей прошелся. Хлестал до крови, до измора. Хороший кнут порой сильнее самого сильного заклятия. Сдвинулись лошади, преграду невидимую разрывая. Понеслась вперед повозка, только на колдобинах подпрыгивает. Да не по дороге, а куда попало.
И опять далеко не ушли. Наехали на холм земляной, что полевой зверь из норы своей вытолкал. Повозка набок перевернулась. Третьего солдата сразу сундуком тяжелым задавило, даже вскрикнуть не успел. Четвертый головой на дерево напоролся, сломал позвонки, тут же и умер. С последним друзья долго не церемонились. Близко не приближались, из луков расстреляли.
Возницу Аратей в тот раз отпустил. Отдал старику седому одну лошадь, сказав, что они, мол, добрые разбойники и много их, за каждым кустом прячутся. А у возницы от страха и так перед глазами все кусты шальными людьми забиты. Хоть и стар был, да вскочил на спину лошадиную, словно молодой. Пятками бока животного сдавил, да что есть духу прочь от шальных разбойников поскакал.
Про то, как майр о вознице побеспокоился, братьям не рассказывали. И сам Элибр помалкивал. Нарушил волю королевскую не ради измены, а ради спокойствия.
Как сундук до гор дотащили, особый рассказ. Лошадь, что себе оставили, оказалась с ногой перебитой. Пришлось бросить несчастное животное на съедение волкам длиннохвостым, самим груз с золотом волочь. Майр, все видевший, на помощь не спешил. Ухмылялся только, наблюдая из мест укромных, как истекают потом мальчишки, тяжелый сундук на веревках волоча.
Когда горняки, посланные на розыски, отыскали в ущелье отряд из долины сбежавший, то увидели забавную картину. Майр сундук на одном плече тащил, а за веревку вел покачивающихся друзей. Хоть и падали от усталости, но счастье в глазах, что все сделали, а сами в живых остались, так и светилось.
Вот с тех самых пор и почувствовал молодой наследник, что можно и без силы великой, одними мозгами работая, побеждать противника.
Колдун Самаэль нагнулся, поднял уголь раскаленный, от костра откатившийся. Сжал в кулак, дунул не глядя. А когда раскрыл ладонь, на ней камень драгоценный лежал, гранями сверкая.
