Конечно, я пытался.
Пусть моей человеческой натурой полностью завладела апатия, но перед явной угрозой для жизни во мне проснулось нечто звериное — на уровне животных инстинктов. Я греб руками, распихивал землю ногами — но без толку.
Я понял, что у меня осталось совсем мало времени. Возможно, последние минуты. Странно, но в этот миг утихомирились даже животные инстинкты.
Смирились с поражением, осознав безвыходность ситуации.
Вдруг мое бедро обожгло резкой болью, и вокруг меня возникла искрящаяся полупрозрачная сфера. Она медленно и упорно принялась продираться сквозь слоистую почву вверх — к поверхности.
К белому свету.
К жизни.
Я слышал, как надсадно трещат горные породы — лопаясь и разваливаясь на части, расползаясь в стороны, и пропуская сферу туда, куда она стремилась.
Что это?!
И только сейчас вспомнил, что по-прежнему носил в кармане тот непонятный амулет, правда, и амулетом его уже не считал. Как ни странно, у меня его не отняли. Не придали ему никакого значения — простецкий камешек на веревочке, ленточкой перевязанный.
Да кому он нужен?
Я словно проснулся, амулет помог мне воспрянуть духом.
Ничего себе камешек!
И тотчас в мозгу забились, четко проявились слова богоотступников: «Да поднимется она из глубин!»
Вот и я поднимаюсь на поверхность из самых темных глубин, как в прямом, так и в переносном смысле…
Каторга?! Да пропади она пропадом!
Пусть так устроен здешний мир, но почему я должен с этим мириться?
Мне это не подходит! Отныне я буду биться до последнего вздоха и больше не позволю заточить себя ни в темницу, ни в конуру, ни в штольню!
Тем временем сфера, спасающая меня, достигла нулевого уровня, и тотчас лопнула практически беззвучно, как мыльный пузырь.
Я огляделся. Никого. Даже Фрола не видать.
Лунотрясение прекратилось также быстро, как, в общем-то, и началось. Будто бы неведомые силы устроили его специально для меня. Для моего освобождения.
Вынул из кармана тусклую штуковину и долго не без удивления рассматривал ее.
«Ничего себе! Занятный амулет… А что ж ты раньше тихушничал?! — мысленно отругал его я. — Столько времени и сил я угробил впустую! Думал — уже всё, а ты, зараза, полеживал себе преспокойненько в кармане…»
Конечно же, я его сразу «простил», даже засунул не обратно в штаны, а аккуратно расправив веревочку, водрузил себе на шею и спрятал под одежду.
Еще раз оглядел окрестности и приметил сапоги надсмотрщика, торчавшие из-под белесой глыбы с острыми краями, скатившейся с горы.
— Ну, у каждого своя судьба, — хмыкнул я, немного сожаления, что уравновесить наше прошлое «общение» теперь уже не выйдет.
Не стану же я хлестать кнутом мертвяка, как бы мне этого не хотелось…
Вернувшись в лагерь рудокопов, увидел приятную моему глазу картину — лагеря больше не существовало, словно его здесь никогда и не было. Все до одного строения провались под землю, включая мою ненавистную БУДКУ.
Никаких следов от каторжной «обители» не осталось.
Наверное, появившаяся тут и целиком поглотившая лагерь расщелина быстро «залечилась» и затянулась.
Что случилось с остальными каторжанами — ни выяснять, ни думать об этом — мне не хотелось. Кто сумел, тот спасся. Против стихии не попрешь.
Я желал лишь одного — скорее убраться отсюда и забыть всё, происходившее здесь, как чрезмерно затянувшийся ночной кошмар…
* * *
На мне были лохмотья, раньше называвшиеся приличной одеждой. Робу каторжанам не выдавали. Граф явно экономил. Да и к чему тратиться? Каторжане доживают свои оставшиеся дни у чёрта на куличках, далеко от глаз общества.
Я разозлился.
Ни за что больше не стану дармовой рабочей силой для какого-нибудь охреневшего богатея! Не буду гнуть спину! Не стану загибаться для чьей-то выгоды!
Сил у меня было мало, но все-таки удалось немного попрыгать и значительно удалиться от злосчастного места моего недавнего заточения.
Еда, новая одежда и избавление изможденного тела от каторжной вони — пока это первостепенные задачи, которые я поставил перед собой.
Встречаться с людьми в таком виде мне не хотелось, но без этого и не решить своих проблем.
Передохнув, кое-как побрел в сторону деревни, которую приметил, паря в воздухе.
Снова прыгать — больше не получалось. Силы совсем иссякли.
Надо будет — доползу! Зря я, что ли, выбрался из того кромешного ада?!
Правда, не было никакой моей заслуги в столь чудесном спасении.
Но ведь освободился я не напрасно!
Или всё же это кто-то меня освободил?
Разберусь, когда придет время. Главное — что я теперь другой! Я уже вовсе не тот человек, что еще пару часов назад был практически сломлен и до того пал духом, что и сам себя перестал считать человеком…
А вот и моральная дилемма: для обмена у меня ничего нет, отработать за то, в чем нуждаюсь, я не в состоянии. Так как же мне удовлетворить свои потребности?
С трепещущей надеждой обратился за помощью к амулету — он ведь вон какой способный!
Но камень оставался глух к моим воззваниям и призывам — как бы я его ни тер и ни сжимал в ладонях, как бы ни подбрасывал вверх, швырял вдаль и как бы ни материл его при этом вдогонку…
Ни хрена. Ноль реакции…
Растаптывать и бить его другими камнями, я не решился. Он все-таки меня спас. И возможно, он включается лишь тогда, когда уже — край, когда мне остается один шаг до смерти…
Так что сгоряча серьезно навредить амулету лишь из-за его теперешнего молчания, я не собирался.
Такая вещь мне пригодится. Мало ли куда я еще вляпаюсь в этом дурацком мире.
Остается только одно — стать вором.
А с моими-то «навыками» — еще попробуй что-то умыкнуть и не попасться…
Ну а что мне сделают? Камнями забьют? Так амулет меня снова выручит!
Правда, некоторые сомнения у меня на этот счет возникли, маленьким скользким червячком съедали мои извилины, и я сжал свой спасительный камушек, нащупав его под одеждой.
Вдруг у него предусмотрена только разовая акция спасения? А дальше сам выкручивайся, как сможешь…
А может, мне всё это почудилось? Эта каменюка мне вовсе не помогала? Но уж очень хотелось верить в столь чудесное спасение и избавление от каторги.
Деревня достаточно сильно пострадала — несколько домов на окраине были разрушены. Что там за ними, я пока не видел. Подошел ближе, стараясь держаться вплотную к кустам — возможно, никто меня и не заметит.
Авось разыщу необходимое и так же скрытно сбегу.
Я ведь не разбойничать задумал. Овощей каких-нибудь с грядок стащу и одежу, оставленную во дворе, — и всё, поминай, как звали.
Обойдусь без «камнешвыряния» и клейма — вор. Конечно, заслуженного, но мне обидного. Я ведь вынужден так поступить. По-другому — никак.
А помыться и в ручье могу, как только он попадется на пути. Да хоть в луже большой ополоснусь. В ней вода в любом случае почище той, что была доступна каторжанам.
Точно. Коснулась война этой деревушки. Облизала своим огненным языком. Вон еще дома порушенные. Без крыш стоят.
И местных жителей невидно. Мне это на руку.
Перевалил тело через хлипкую изгородь и замер в высоких сорняках — присматриваюсь и прислушиваюсь.
Через минуту уже дополз к грядкам. Вот те раз! Есть улов! Выдернул огромную морковку, обтер ее о штанину и с голодухи прямо тут и принялся хрустеть. Не удержался. Мочи нет!
А другой рукой по-быстрому еще выдергиваю, да за пазуху и по карманам распихиваю.
Вдруг тенью меня накрыло. Я застыл, глаз не поднимаю. Проглядел опасность, чёрт тебя дери!
— Ты откудава такой взялся? — раздался надо мной трескучий голос.
Что ж, пойман, значит, вор. Приподнял голову с опаской, вижу, дедок стоит, древний. Белый весь. Камней у него в руках нет, и вроде с жалостью так глядит.
— Да я… — замялся я от стыда и стал потихоньку вынимать украденную морковь и складывать ее аккуратным рядком на грядке.
