…Полине Трофимовне вампиры пишут письма! Ах, какая радость!
— Не кричите. Вас услышат, — охотница испугалась народного гнева.
— Мы далеко ушли в лес. Только ваш друг — поэт может услышать нас.
— Вам не понять. Я пыталась заманить его в ловушку.
— Да, соглашусь, понять ваши неразумные деяния обыкновенным, не помрачившимся рассудком просто не представляется возможным!
Андрей развернул письмо и зачитал вслух:
Представьте, я украдкой
Призналась вам в любви,
Вы облизнулись сладко,
Предвкушая брачный пир…
— Дальше я не буду повторять ваш бред, — взбешенный Андрей растерзал письмо на мельчайшие клочки, — Вы видели его? Встречались с ним?
— Разумеется, нет, — сухо возразила Полина.
— Вам повезло.
— А я уверена, что повезло ему.
— Теперь я ни на шаг не отойду от вас в лесу и в городе. Отправлю к вам домой Клару в добавленье к Маше. Пусть стерегут ваш сон, а я позабочусь о вашей сохранности во все остальное время.
Кларой звали жену Евгения — перевертную волчицу с черно — бурой, почти как у Дарьи Прокофьевны, шкурой. Ее отличительной чертой была белая шерсть на широком «воротнике», лапах и брюхе.
Моя идеальная «половинка» не обрадовалась усилению караула.
— Маши мне достаточно. Не забывайте, что она ведьма. Вампиры к ней не подойдут.
— Пока мы не уничтожим рифмоплета, Клара поживет в вашем доме. Прошу отметить особливо — в обозначение «мы», я не включаю вас. Отдохните, перечитайте свою библиотеку, возьмитесь за вязание или шитье. Я скажу Борису, что вампир присылал вам письма с угрозами, и вы в опасности.
— Я обязана быть с вами на охоте. Я сюда приехала убивать вампиров, а не заниматься вязанием и шитьем! — Полина продолжала бороться за свободу.
— Должно быть, место странно на вас подействовало, — утвердительно предположил Андрей. — Вам нужно время на привыкание. А там поживем — увидим.
Глава 15. ПРАЗДНИЧНАЯ ГОСТЬЯ
Вечером накануне Ивана Купалы сказочный лес преобразился, раскрасился цветущей пестротой и наполнился благоуханием нектара. Папоротники устремили в небо набухшие красные бутоны. Их торжественно приподнятые на длинных черешках листья будто бы скрывали римских легионеров, поставивших на древко тяжелые копья с красными флажками на наконечниках.
Мирные лесные обитатели выходили к реке, месту ночных гуляний, а наша далекая от благоговейной радости стая рассредоточилась по лесу в предвкушении обильного пиршества. Раз в году строгий атаман отменял запрет на обжорство. Каждый вампир был вправе съесть, сколько войдет. Об осторожности в эту ночь можно было забыть. Увлеченные ритуальными танцами жертвы не оказывали сопротивления.
Не желая наравне с бессовестными сородичами убивать разумных существ, я сделал обманный круг вдоль берега Чудинки и вышел на звериную тропу. Охоту на животных Демьян расценил бы в лучшем случае как глупость, поэтому я свернул с тропы в чащу и побежал к нашей горе. Нюша увязалась за мной.
Сбавив скорость до обычного человеческого шага, я проторял себе путь в колючем кустарнике. Нюша бесшумным фантомом ступала по моим следам. Я обернулся, и она остановилась. Ее ресницы пугливо встрепенулись, тонкие пальцы сплелись в замок. Я ждал, что она спросит: «Где мы будем охотиться?» Вампирша молчала, а я не знал, что говорить. Не хотел, чтобы из-за моих угрызений совести она осталась голодной в чудесную ночь, и не мог вернуться с ней к реке.
— Не ходи за мной, — я повернулся к Нюше. — Охоться одна.
Ее тусклые глаза подпрыгнули. Она смахнула со щеки серые волосы, похожие на туманный полог водопада.
Ей нужно было спросить: «Ты пойдешь к людям?», предупредить: «А как на это посмотрит атаман?» или хоть как-нибудь выразить свое отношение к неясному замыслу мужа, но она оставалась моим немым отражением.
Тайные страхи Нюши не были секретом, хоть она никогда не открывала их мне. В минуту прощания она боялась навсегда расстаться со мной, а значит, с жизнью. Она думала, что на охоте меня убьют, или же я вернусь с новообращенной вампиршей, а ее обреку на списание. Она знала, что нелюбима мной. Вряд ли она сама меня любила. Наш союз был необходим ей как воздух и свежая кровь. Я сомневался, что Нюша понимает главную ошибку своего поведения. Наверное, ей кажется, чем покорнее она будет служить мне, тем дольше пробудет рядом. Но украшением моей жизни не могло быть безмолвное жалкое создание.
— Иди, — строго произнес я.
Нюша не двинулась с места. Я прыгнул на лежавшее шагах в двадцати от нас поваленное дерево и скрылся в овраге.
По пути домой я заметил Шениглу, пронесшуюся над лесом в направлении норы, и решил проследить за ней.
Адская птица облетела изрешеченные пещерами горы и присела на камень у истока обмелевшей речки, куда не поднимались гребешковые угри. Она беспокойно огляделась и, не заметив меня за черной скалой, юркнула в затопленное подземелье. Протиснувшись в зеленую от мха расщелину, я учуял запах Демьяна и перебрался на потолок. На липком своде подземелья блестели нити плотоядных червяков, заманивавших в ловушки неосторожных бабочек.
Насаживая на голову и руки ловчие нити, я бесшумно свернул за поворот и увидел Демьяна. Он шел по колено в воде, перешептывался с сидящей на плече Шениглой. Адская птица стрекотала ему в ухо, а он редко и холодно отвечал ей. Тоннель загнулся вправо крючком платяной вешалки, и я потерял их из вида. Синяя вспышка осветила темную воду, пробежала по серо — зеленым камням. Выбравшись на прямой путь, я не сразу поверил своим глазам.
Демьян обнимал женщину. Одежду ей заменяла плотная сеть необычайно длинных волос. Они опускались в воду рифленым палантином. Линии ее лица, озаренного густым человеческим румянцем, обозначали строгую, наводящую холодок на сердце зрителя, красоту. Глубокие черные глаза, полускрытые тенью волос и низких бровей, таили вечную тоску по возлюбленному. Бледно — малиновые губы оживляла маленькая улыбка. На золотистой коже и черных волосах женщины догорали синие искры, а на воде за ее спиной парусниками кружили перья.
«Все-таки, она ведьма. Интересно, знает ли Регина о праздничном рандеву ее мужа?»
Демьян и Шенигла безотрывно любовались друг другом, не произнося слов, как будто не виделись долгие годы. Я дождался их жадного поцелуя и пополз назад. Голова закружилась от перевернутого вверх тормашками мира.
Отмывшись от слизи под водопадом, я сел на краю пропасти. Вмешательство в чужие семейные отношения не вписывалось в мое жизненное кредо. Я мечтал, чтобы Регина узнала правду без моего содействия.
