Он поморщился.
— И что, она должна захрюкать от удовольствия?.. Сэр Ричард, вы что-то недопонимаете, а это хуже, чем недоперепить.
— Да, — согласился я, — недоперепить — это трагично. А что я недоперепонял?
— Это у нее скорбь по любимому, — объяснил он, понизив голос, эльфийка с подносом вроде бы услышала и с подозрением оглянулась в нашу сторону. — Это же так естественно!
Я выждал, когда он распахнет передо мной двери, заранее сделал равнодушную морду, чтобы не завопить от восторга, и в самом деле воздержался, хотя как будто попал в самое тщательно охраняемое помещение музея изящного искусства.
Стены в драгоценных произведениях, стол и столы сделаны не просто лучшими мастерами, но явно лучшими мастерами-эльфами, человеку такую красоту не создать.
Я сел за крайний стол, скатерти нет, будем жирные пальцы вытирать о соседа, делая вид, что обнимаем, или об одежду слуги, там уже делать вид не надо.
— Да, — сказал я с некоторым запозданием. — Реветь по любимому — естественно, мы того стоим. Передайте мои соболезнования. Хотя я мог бы прийти и лично выразить ей глубокое сочувствие и немножко посопереживать с нею, я такая вот чуткая натура, мог бы медленно и печально…
Он сел за стол напротив, на лице явное раздражение, но прочирикал так же легко и звонко:
— Она переживет и без вашего соболезнования.
— Стойкая натура, — сказал я с одобрением, — это важно. Тем более надо перестать, а то все глаза выплачет! Когда он погиб?
— Семьсот лет назад, — ответил он буднично.
Я охнул.
— И что, она такая дура?
Он пожал плечами.
— У нас с людьми разные ценности.
— Я тоже эльф, — напомнил я, — так что любые ценности вмещаю. У меня столько этих ценностей, что даже перестал их разнимать, когда вцепляются друг другу в глотки. Какие победят, те и настоящие. И что, она так и не…
Он посмотрел на меня в удивлении.
— Все-таки не поняли, да?.. Это же так нарисовано. Эльфы — прекрасные рисовальщики! Не правда ли, все как настоящее?
Я подумал, спросил:
— Я слышал, эльфы многому у людей научились?
— Как видите, — буркнул он. — А как вы думаете, почему у вас хорошему научиться нельзя?
— Не знаю, — ответил я искренне. — Я вот перед вами, а вы что, учитесь?.. Какую-то хрень рассказываете. Хотя я всегда готов поделиться как мудростью, как и опытом, знаниями, культурой, терпимостью, толерантностью, корректностью, даже политкорректностью, замечательностью, мудростью, гениальностью…
— Не лопните, сэр Ричард, — сказал он холодновато. — А то на прием к королеве придется нести ваши ошметки.
Я хмыкнул.
— А почему бы вашей королеве хоть раз не посмотреть не на ваши одухотворенные лица, а на что-то действительно прекрасное, хоть и несколько грубоватое? В человеке все прекрасно, как сказал один мудрец, хотя и предложил это прекрасное сузить, чтобы потом расширить… Ну и долго так будем сидеть? У вас что едят?
— Нектар и амброзию, — ответил он. — Вы как будто не знали!
— Да знал, — пробормотал я, — только думал, что ее едят только боги и всякие там насекомые с длинными хоботками. С короткими — тоже едят, но впроголодь и уже остатки. Эльфы, значит, ближе к насекомым? У вас же и крылышки…
— Крылышки у фей, — уточнил он. — Они хоть и в родстве с нами, но они не мы. У нас крылья только как знак отличия и древности рода. И далеко не у всех. Значит, вы отказываетесь перекусить в ожидании аудиенции?
— Не дождетесь, — твердо сказал я.
— Тогда почему…
— Что?
Он сказал с раздражением:
— У нас всегда еда появляется моментально, как только кто-то садится за стол. А у вас, видимо, каша в голове, никак не могут понять, что вам подать!
— А-а-а, — сказал я, — выходит, я еще и виноват?.. Ладно, заказывайте себе амброзию, а я поклюю из своих скудных дорожных запасов…
Он охнул и отшатнулся, когда на столе появился сыр, я всегда начинаю с него, получается хорошо и придает мне уверенности, затем умело прожаренная телятина, карбонат, шейка, буженина, все понемногу, а в конце, заметно рисуясь, я создал два тонкостенных фужера и наполнил самым тончайшим вином, какое только пробовал.
Красиво вырезанные ноздри эльфа затрепетали, то ли запахи мяса непривычного приготовления ловит, то ли тончайшие ароматы вина смакует, я довольно хрюкнул и начал пожирать мясо и сыр, запивая вином, без всякого изящества, мы же люди, у нас собственная гордость, и на эльфов смотрим свысока.
Я указал на стол широким жестом.
— Угощайтесь, сэр эльф!
Он сказал сдержанно:
— Пока воздержусь.
— Разумно, — одобрил я. — Хороших желудков всегда меньше, нежели хорошей пищи.
— У меня прекрасный желудок, — сказал он с вызовом.
— Тогда неприятности? — посочувствовал я. — Я вот при крупных неприятностях отказываю себе во всем, кроме еды, питья, женщин и прочих развлечений.
Перед ним из воздуха образовался изящный кувшинчик из серебра, крохотный, словно игрушечный, а рядом с ним возник такой же серебряный стаканчик.
Эльф поспешно ухватил кувшинчик, налил в эту посудинку.
— У меня нет неприятностей, — ответил он. — Ни крупных, ни мелких! А вот у вас, как все мы почувствовали…
— Многие хотели бы иметь такие неприятности, — отпарировал я. — Как амброзия?
— Это нектар, — сказал он почти враждебно. — Его пьют, а амброзию едят!
Я пожал плечами и продолжал хищно и жадно жрать, запивая вином так, словно это вода.
Эльф осушил свой стаканчик и, невольно поводя носом, начал поглядывать на мои два кубка.
— Угощайтесь, — сказал я гостеприимно, — второй для вас!
Он поморщился и наконец, делая мне огромное одолжение, опускаясь с недоступных вершин, где пьют нектар всякие так боги и шмели, протянул руку к кубку.
Ноздри затрепетали чаще, я сделал вид, что совершенно не слежу, как он осторожно дегустирует вино, как делает первый глоток, второй, прокатывает во рту, стараясь понять, почему такой изысканный вкус у вина, что пьет грубый и дикий человек.
На пороге появился очень изящный эльф, просто необыкновенно изящный, Ганимед, наверное, при королеве, и для тех же услуг, в смысле, виночерпий, или же просто паж из благородной семьи, очень уж утонченный.
Он сдержанно поклонился, я хоть и гость, но какой-то странный, тут важно не перепоклониться, а то не так поймут, он произнес тоненьким и звонким голоском:
— Ее Величество королева Блистательная Синтифаэль, рожденная из Света и Солнца, изволит дать аудиенцию прибывшему человеку!
Я поднялся из-за стола, сердце стучит, а когда мы волнуемся, то часто хамим и дерзим, такая у нас натура, и я, понимая свои лохматые инстинкты, придавил их и сказал учтиво:
