— Что ты имеешь в виду? — Я обернулась, но стража и след простыл. Будто и не было его на тропинке.
Я пошла дальше.
Страж постарался на славу. Не прошло и получаса (примерно), как я вышла обратно к «поселку». Он ждал меня там, снисходительно улыбаясь.
— Есть хочешь?
Я развернулась и ушла.
— Не уходи далеко! — прокричал он мне вслед. — Еда остынет!
Еще полчаса — и я на том же месте. Заколдованный лес сбил мое чувство направления. Я была готова поклясться: иду по прямой. Раньше меня это чувство никогда не подводило, даже сегодня все было в порядке, пока…
Я вышла на то же место, с которого ушла. Хоть бы из вежливости подвели к другому краю!
Страж ждал.
Я всхлипнула и бросилась в лес.
— Может, сумку оставишь? Мешает ведь!
После еще нескольких «заходов» (на каждый уходило все меньше времени, наверное, стражу было скучно стоять на одном месте, и он заворачивал дорогу все раньше и раньше), я, убежав в лес, громко зарыдала. Ну почему всегда так? Я попыталась пнуть ближайшее дерево («у-у-у, зараза!»), но оно вежливо отстранилось. Не будь я Заклятой и Хозяйкой леса (хоть и всего лишь человеком), мне стало бы плохо от таких фокусов. Вы когда-нибудь видели отстраняющееся дерево?
Не знаю, наблюдал ли за мной страж, или как-то иначе почувствовал: я «дошла». Но только у меня перед глазами все помутилось и я оказалась… конечно, перед самым домом Эрдо! Таким же зеленым, как и раньше.
У калитки стоял Орсег. Будто я могла увидеть здесь кого-нибудь другого!
— Отпусти, — тихо сказала я, подойдя поближе. — Слышишь, отпусти, я приказываю!
Он покачал головой все с той же доброй улыбкой.
— Нет, Госпожа. Ни сейчас, никогда потом я не отпущу тебя. Не сердись.
— Отпусти или я что-нибудь с собой сделаю!
Он вздрогнул.
— Не сделаешь, Госпожа. Я тебе уже говорил. Ты слишком любишь себя, слишком любишь жить.
— Да зачем мне такая жизнь, когда?…
Тут из дома вышла Эрдо и посмотрела на нас, как на двух идиотов.
— А вы чего тут стоите? Давно пора есть. Элесит, деточка, ты умывалась? Все равно, умойся еще раз, весь день проходила, устала, бедняжка…
— Но…
— И слушать ничего не хочу! Оба идите в дом, мойте руки, умывайтесь и ужинать.
— Ужинать?
— Обед ты уже прогуляла, — пожал плечами страж. — Эй, Элесит, да не падай ты!.. — С этими словами он перескочил через калитку. Очень вовремя: я уже оседала на землю. Полтора суток на ногах (и без еды) и… подождите-ка… двое с половиной суток без сна… Мне смутно вспомнилось: загнанных лошадей убивают. Чтоб не мучались.
Ужин прошел в скорбном молчании. А, может, и не в скорбном, не знаю: я сидела, уставившись прямо перед собой. Глядела то в тарелку, то (когда та пустела и ее у меня забирали, чтобы поставить следующее блюдо) на стол. За настроение своих сотрапезников не поручусь. Кроме меня, ужинали Орсег и его родители, а прислуживали за столом, как и в тот раз, невидимые слуги.
Интересно откуда они берутся? Может, это и есть те самые девушки, которые когда-то не вышли из леса? Которых посвятили лесу. Страж же думал, не сделать ли со мной что-то подобное, хотя говорил, слуги ему были не нужны…
Меня передернуло. Тогда получается, что мне прислуживают за столом призраки. Может быть, люди, из которых выпили душу, или, скорее, сами выпитые души.
Воображение нарисовало мне обряд «посвящения лесу», наверняка не менее болезненный и летальный, чем превращение человека в полноценного лесного духа. Какая гадость! А я сижу за столом с подобными… существами, может быть, еще вчера замучившими очередную жертву, и позволяю несчастным призракам мне прислуживать! Кошмар!
Впрочем, это ведь только мои подозрения…
Я подняла глаза и нечаянно столкнулась взглядом с Эрдо. Хозяйка леса участливо наклонилась ко мне через стол. На ее лице я видела столько внимания и участия, сколько, пожалуй, не у всякого человека встретишь. Мне стало стыдно за свои гнусные подозрения. Надо будет у стража спросить, откуда эти слуги взялись…
У стража… Не дождется!
Я торопливо пробормотала: мне уже лучше, я наелась, вяло поблагодарила за обед и почти бегом покинула столовую.
Вернувшись в свою комнату, я не стала ложиться спать. Я села к окну и смотрела на подступающие сумерки. И тихо всхлипывала. Обидно. Ужасно обидно, когда все решают за тебя, обходясь с тобой, как с маленькой несмышленой девочкой. Разве я виновата, что не разбираюсь в этой их лесной политике? Что здесь каждый норовит обмануть, что…
Виновата. Виновата. Попав в незнакомую среду я должна была вести себя настороже, не доверять без доказательств, а я, напротив, расслабилась, почему-то решив: все, кто заговорил со мной хоть сколько-нибудь приветливо, обязательно помогут, научат и покажут, что и как. Разве так можно? И как меня, действительно, с таким характером взяли в этнографы? Надо же, как я много узнала о себе. Оказывается, я давно мечтала кому-нибудь довериться. Не рассуждая, не оглядываясь. И, похоже, мне это удалось.
От удивления я даже всхлипывать перестала. Поэтому, наверное, и услышала тихие шаги в коридоре. Какая разница, куда он идет? Тот факт, что я дура, нисколько не меняет того факта, что он — обманщик.
— Госпожа?
Что он сейчас скажет? Я сама виновата, мне не следовало, нам необходимо посетить сбор, ответить за украденный (он же вызванный) дождь…
— Прости меня.
Я замерла. Простить? Его?
— Я виноват перед тобой, Госпожа. Я не должен был этого допускать.
Он о чем? Любопытство поспорило с упрямством и, естественно, победило.
— Чего? — глухо произнесла я. — Чего допускать?
— Я… Ты… Я не должен был доводить тебя до такой усталости, Госпожа. Прости меня. Мне казалось, в одиночестве ты сможешь сама принять решение, и я… хотел, чтобы ты сама поняла… и не подумал… забыл, ты и без того утомлена дорогой… Прости меня, — еще раз повторил страж.
Вот оно что! Своеобразная у него совесть!
— А больше ты ни за что не хочешь извиниться? — Я по-прежнему не оборачивалась.
— О чем ты, Госпожа? — удивился страж.
— Например, за твое отношение.
— Госпожа?…
— А кто сказал, что я упрямая и доверчивая, как ребенок? — выпалила я, резко повернувшись к собеседнику. Меня задело не только это, но надо же с чего-то начать.
Страж успокоено рассмеялся.
— А я не мог понять, с чего тебя в лес потянуло! Ты знаешь, подслушивать некрасиво?
— Я… — До меня дошло: сейчас очень даже может подойти моя очередь оправдываться.
— Кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, — наставительно произнес Орсег.
