На вторую неделю путешествия сир Ив неожиданно услышал, как звонят колокола. По всему лесу разносились их голоса, как бы разноцветные, каждый с собственным норовом и неповторимым тембром; все они пели и славили на все лады, сливаясь в мощном хоре, который настигал путника с любой стороны, куда ни повернись, в каком направлении ни обрати слух.
— Праздник Успения! — проговорил сир Ив дрогнувшим голосом. — Нам непременно нужно выбраться в какой-нибудь город, потому что в такой день я хочу послушать мессу и увидеть Господа.
И с тем он развернул коня и, не разбирая дороги, двинулся прямо на колокольный звон. Эрри, не смея перечить, последовал за ним. Ветки хлестали их по лицу, как будто какие-то темные силы непременно желали препятствовать сиру Иву в выполнении его намерения, а копыта лошадей то и дело проваливались в мягкие ямки, незаметные в густой траве, так что Эрри уже начал беспокоиться — не оступился бы нежный Единорог и не сломал бы, упаси Бог, ногу.
Колокола словно обступали их отовсюду, и понять, куда в точности следует направляться, не было никакой возможности. Сдуру Эрри едва не брякнул: дескать, если двигаться по дороге, так уж точно рано или поздно придешь туда, где живут люди, — иначе для чего и дороги проложены, если не от одного человека до другого! Но, к счастью, сумел удержаться.
Наконец те колокола, что звучали сзади, попритихли, а те, что гремели спереди, сделались вовсе оглушительными, и Эрри понял: сир Ив одному ему известными путями все-таки выбрался к какому-то городку.
Городок этот лежал в ладошке-низинке, обступаемый лесистыми холмами, и главным обитателем его была шумная речка. Дома выстроились по обоим берегам. Невысокая каменная стена возведена была здесь совсем недавно. Две башни предназначались для защиты города, но они стояли праздно: если англичане и проходили через этот городок, то явно не стали тратить времени на осаду и не произвели здесь ни единого выстрела.
Тем не менее ворота, несмотря на яркий день и разгар праздника, были закрыты, и на башне маячили какие-то люди. А в самом городке надрывалось три или четыре колокола и едва слышно доносилось многоголосое нестройное пение.
Сир Ив остановился перед воротами и постучал копьем, которое ради такого случая забрал у своего оруженосца.
— Откройте мне, ради Бога, потому что я хочу непременно послушать мессу и увидеть сегодня Господа! — крикнул он.
Ему отвечали:
— Кто ты таков? Кто твои спутники? Нам не велено открывать ворота перед чужаками!
— Меня зовут Ив де Керморван, — отвечал сир Ив, — и я путешествую один, с этим вот только оруженосцем.
— Должно быть, ты направляешься в армию! — сказали ему с городских стен. — Весьма похвально для молодого рыцаря спешить, дабы присоединиться к славному войску христианского короля!
— Истинно так, — согласился сир Ив.
Ив и горожане говорили о разных королях, но даже не подозревали об этом; к тому же молодой бретонец весьма дурно владел наречием «ойль» и потому был понят через пень-колоду. Тем не менее ради праздника перед ним закрыли ворота, а затем тотчас вновь заперли их.
Ив поехал по узким улицам городка, пробираясь между домами, и постоянно слышал сквозь колокольный звон и гул голосов шумливый голосок речки, чье прозрачное пухлое тельце вздувалось из-за множества родников, бьющих со дна.
Неожиданно Ив понял, что очень давно он не находился среди людей, да еще среди такого множества. Время, проведенное в лесу, наедине с собой и безмолвным Эрри, отучило его от толпы. Сейчас, куда Ив ни направлял коня, повсюду он наталкивался на какого-нибудь человека. Он ужасно боялся раздавить кого-нибудь на улице — в праздничный день это было бы совсем нехорошо.
Наконец улица расступилась и вытолкнула всадников на площадь.
— Странно, — сказал сир Ив, оборачиваясь к Эрри, — городок кажется совсем маленьким, но людей здесь живет больше, чем могут вместить дома. Отчего бы это? Неужели все они явились сюда ради праздника?
— Нет, мой господин, — ответил Эрри, куда более опытный в делах такого рода, — они пришли искать за стенами укрытие от войны.
— Но это же неразумно и опасно, — вздохнул сир Ив. — Вдруг здесь начнется повальная болезнь? В таком случае все эти люди умрут, ведь они окажутся в ловушке. Кроме того, пока они отсиживаются в городе, неприятель сожжет их поля и уничтожит скот.
— Если бы они остались дома, солдаты попросту убили бы их всех, — возразил Эрри. — А так они, по крайней мере, рассчитывают уцелеть и затем худо-бедно восстановить все, что потеряют.
— Ты говоришь об английской армии, не так ли? Это англичан они так боятся, что бросили свои земли на произвол судьбы?
— Разумеется, мой господин, а как же иначе! Ведь они — французы, а не бретонцы.
— Следовательно, сейчас мы находимся среди наших врагов? — продолжал сир Ив. Он говорил на своем родном наречии и потому мог не опасаться, что кто-нибудь из горожан его поймет.
— Похоже, именно так и обстоят наши дела, мой господин, — ответил Эрри. — Но сегодня, ради великого праздника Успения, нас это не должно тревожить.
И, расталкивая горожан, они пробрались в небольшую церковь с низкими полукруглыми сводами и крохотными окошками, вмещающими в себя лишь малую часть окружающего мира, — впрочем, избранную и весьма изысканную: кусочек неба с обрывком золотистого облака, часть нарядного фасада с красным узором на уровне второго этажа, угол башни с двумя зубцами.
Эта церковь была выстроена в те времена, когда лучшим украшением храма считался солнечный луч, проникающий через окно внутрь помещения. И пять пар широких, как лезвия, лучей скрещивались над головами молящихся, а шестая пара сходилась как раз там, где помещался алтарь, и местный епископ в блестящей митре выносил Дары, а двое служек шествовали за ним с круглыми металлическими «опахалами», которые пускали солнечных зайчиков по всему храму, так что в каждом глазу, казалось, успел побывать этот отраженный от священных реликвий свет!
Колокола то замолкали, давая отдых ушам и позволяя услышать голос епископа, то вновь принимались горланить во всю мочь, и это чередование было радостным, потому что человеческая речь искусно перемежалась здесь бессловесным ликованием.
По рядам пошли священники, раздавая причастие, хор начал петь Agnus Dei, более стройно, чем прежде, и сир Ив с радостью присоединился к поющим: латынь была общим языком и для бретонцев, и для французов, и для англичан, равно как общим было для них Успение Пресвятой Богородицы, и колокольной речи в этот день одинаково внимали все: король Эдуард и король Филипп на разных берегах реки Соммы, и богемский король Иоанн, охранявший переправы, и герцог Фландрии, друг англичан, который рвался на соединение со своими союзниками и находился сейчас всего в нескольких десятках миль от цели, и полсотни ученых философов в университете Сорбонна, и дурочка в одном рваном башмаке, что плясала на рыночной площади в Амьене, зажимая ладонями уши и размахивая длинными серыми волосами.
