Ута достала свои записи — она начала их еще во время осады Красной крепости, под руководством отца Константина, пополняла и во все время пребывания в обители, занося туда сведения, добытые Аник на занятиях.
Записи были в полном порядке. Ута всегда вела их аккуратно и следила, чтобы написано было разборчиво, чтобы описания симптомов заболеваний и снадобий были изложены последовательно и четко. Да и не хотелось ей сейчас ими заниматься.
Вот если бы ей позволили пойти в библиотеку — всем известно, что в доме верховного князя самая богатая библиотека из всех в Айкастане!
Но, пожалуй, явиться сейчас в библиотеку было бы еще неразумнее, чем приставать к слугам с просьбой о позволении постирать. Может быть, потом, когда княжна Астмик вспомнит о ней, Ута попросит о разрешении…
Окошко комнаты, забранное фигурной решеткой, выходило в сад. Решетка была закрыта на крючок.
Ута подняла крючок, распахнула решетку и выглянула наружу.
В саду было пустынно, что приятно удивило Уту: прежде под окнами было шумно и многолюдно. Ну да, правильно, гости разъехались или разъезжаются, а домочадцам верховного князя не до прогулок. Пожалуй, рассудила девушка, ничего страшного не будет, если она выйдет пройтись. Даже если она на положении пленницы, ведь не за ворота же, а всего только в сад.
Ута вышла в коридор, миновала комнату, отведенную воспитанницам обители для трапез на период их пребывания в Твердыне, спустилась по ступенькам крылечка вниз и побрела по дорожке.
3.
Плодовые деревья почти отцвели, только яблони кипели еще белым и розовым, а на черешне уже набухали крупные ягоды, пока, конечно, зеленые.
Зато цвели цветы, и большая их часть была Уте незнакома. Красная крепость далеко на севере и высоко в горах; Ута подумала, что там, пожалуй, яблони еще и не цветут. А такие пышные и красивые цветы там просто не смогут расти, им будет слишком холодно.
Ута прошлась по дорожкам, полюбовалась цветущими яблонями, оборвала побеги вьюнка, успевшие уже оплести розовый куст, едва распустивший мелкие клейкие листочки…
И услышала за спиной мужской голос:
— Девушка, э, девушка!
Ута не подумала, что мужчина обращается к ней, но все же обернулась.
Молодой князь Тигран из дома Варги стоял, картинно положив руку на рукоять кинжала, подбоченясь, донельзя гордый собой.
Князя Тиграна представила Аник мать Проклея, в первый день торжеств. Зачем — непонятно, вряд ли суровая и честолюбивая мать-настоятельница рассматривала молодого человека из захудалого дома как подходящего жениха для своей племянницы. Но князь Тигран все три дня праздника торчал рядом с Аник, норовил оказать ей какую-нибудь услугу, назойливо восхищался ее красотой и безбожно хвастался своими лошадьми, своим оружием и своими успехами в различных состязаниях. И надоел девушкам безмерно. Во многом именно из-за него, из-за князя Тиграна, постоянно крутившегося рядом, Аник не смогла выполнить задуманное: поговорить с благородным Балком об Уте.
Поэтому Ута не обрадовалась этой встрече. И картинная поза князя ее насмешила, а не восхитила, на что, должно быть, надеялся молодой человек.
— Ты ведь девушка дочери Варгиза, да? — спросил князь Тигран.
— Приветствую тебя, князь Тигран из дома Варги, князей крепости Сторожевой от времен Гориса, — сказала Ута. Она воспользовалась высоким слогом, принятым в обращении между князьями в торжественных случаях. И не удержалась от легкого укола — дом Варги был одним из самых молодых и захудалых в горской стране, и существовал как самостоятельный едва ли не десять лет.
Князь Тигран нахмурился.
— Кто позволил говорить тебе высоким слогом, девушка? Ты ведь не княжеского рода, ты даже не горянка!
— Впервые слышу, что для того, чтобы говорить — так или иначе — требуется разрешение, — сказала Ута. — И впервые встречаюсь с человеком, который не здоровается при встрече.
Надо отдать должное князю — он слегка покраснел. И убрал руку с кинжала.
— Здравствуй, — буркнул он. — Но ты мне не ответила!
— Нет, я ничья, — фыркнула Ута. — Я — сама по себе.
— Но ведь ты стояла за ее спиной на празднике! Я не мог обознаться!
Ута рассмеялась.
— Только что ты стоял за моей спиной, князь Тигран! Разве это дает мне право называть тебя моим… юношей?
— Ты грубишь мне, девушка! — князь Тигран снова схватился за кинжал, только теперь уже не картинно, а зло. — Ты забыла свое место, шаваб! Когда я женюсь на твоей хозяйке…
— Вэ! — презрительно усмехнулась Ута. — Когда небо упадет на землю!
— Мой отец и мои братья уже отправились в путь, в Красную крепость, сватать мне невесту. Род Варгиза — древний род, но он в упадке, мужчин в нем нет, князь Варгиз — старик, и не посмеет отказать Варги. Нас много, мы сильны. Поняла, девушка? А теперь позови дочь Варгиза, пусть придет в сад. Я хочу говорить с ней.
— Во-первых, — сказала Ута, задрав подбородок, — дочь Варгиза не выйдет в сад к мужчине. А во-вторых, ее здесь нет. Она вернулась в обитель. Так что езжай в Горное, проси мать Проклею позвать Аник в сад. Может быть, получится!
Князь Тигран выглядел растерянным.
— Как так может быть? — пробормотал он, — я не мог обознаться! Ты ведь была за ее спиной все праздники, ты — ее девушка, ее служанка, разве нет? Значит, ты врешь. Позови Аник! Клянусь, ты получишь серебряный браслет, если поможешь мне!
— Сначала ты пугал меня, теперь хочешь купить, — строго сказала Ута. — И не веришь мне. Ты глуп, князь Тигран!
Она развернулась и хотела уже уйти от надоедливого князя, но тот схватил ее за руку.
— Клянусь честью, я заставлю тебя помогать мне! — процедил сквозь зубы князь Тигран. Усы его топорщились, глаза налились кровью — он был похож на кота, рвущегося в драку. Ута вырывалась изо всех сил, но князь держал ее крепко.
— Не клянись тем, чего нет у тебя, — сказал кто-то рядом, и князь от неожиданности ослабил хватку. Ута воспользовалась этим, высвободилась и отскочила, потирая руку.
— Кто ты такой, чтобы оскорблять меня? — воскликнул князь Тигран, хватаясь за кинжал.
Ута оглянулась.
За ее спиной стояли двое: отец Илларий, которого Ута немножко знала — год назад, после снятия осады отец Илларий отправлял требы, когда хоронили погибших и умерших; и незнакомый Уте молодой человек, черноглазый, черноволосый и чернобородый. Одежда и того, и другого напоминала одежду горских священников — мешковатый балахон черного цвета до пят, у отца Иллария балахон этот был подпоясан веревкой, а за веревку заткнута небольшая плеть. Отец Илларий был священником Межгорской церкви, монахом ордена бичующих братьев, летописцем при войске короля Марка. Ряса молодого человека подвязана не была, и Аник подумала, что он, наверное, горский монах, приставленный к чужеземцу для услуг, как это принято у братьев из обители святого Саркиса.
