Луна только поднималась, и было еще довольно темно. Далеко за спиной продолжалось веселье. Праздник будет длиться до утра, хотя некоторые уже отправились спать. Особенно те, кто впервые попробовал коварные домашние наливки, мягкие на вкус, но бьющие по голове, как тарбар с «Оглушением» в опытных руках.
Мама отговорила Далка пробовать их: она со смехом призналась, что на своем празднике Новых Мечей после пары кружек густой, сладкой выпивки идти уже не могла, и непрерывно хихикала, пока ее отец нес ее домой. К тому же, она после второй кружки уже почти ничего не помнила, что было обиднее всего.
У Далка было несколько дел, которые он хотел сделать сегодня. Первое — посетить старого мусорщика. Попрощаться, поговорить напоследок, оставить ему кое-что на память. Тот тоже обещал им сказать что-то «страсть какое полезное, но секрет». Второе — сходить к Башне. Это его последняя ночь в Сердце Гор. Быть может, Марф поможет ему?
Вещи были собраны еще неделю назад, но не мешало бы перебрать их еще раз. И упаковать пару маминых кожаных юбок, которые она обещала подогнать по нему. Голые ноги… это будет незабываемое впечатление! Покуда еще он обзаведется приличным доспехом, под который можно поддеть длинные штаны! Впрочем, у орков воины тоже носят такие одеяния, которые иначе, чем юбкой, назвать трудно. А про их женские робы Юнка как-то высказалась, сидя над книгой: «Это даже не юбка, это просто набор лоскутов, побывавших в когтях медведя!»
Ему сегодня особенно приятно было смотреть на Юнку. Она была такая свежая, как этот новый снег, и глаза сияли, как два изумруда. Карат по 100 каждый. Новый меч шлепал ее по бедру, кстати, разумеется, голому. Сигги неожиданно подарил Юнке ножны, после чего та сразу простила ему все его придирки. Далк смотрел на этот меч и что-то происходило у него внутри. Ему хотелось бросить кувшины, потянуть Юнку за собой, в теплые коридоры Караванного тоннеля. Быстрее, быстрее, как будто они могут куда-то опоздать, в тихий полумрак пустых комнат, где пушистые шкуры на лежанках нагрелись от негасимых очагов…
Далк тряхнул головой. Нет, не так. Не второпях, во хмелю, тайком от всех. Это ниже ее достоинства. Ему не трудно подождать, он мужчина, даже если он и неудачный гном. Юнка, словно подслушав его мысли, покраснела.
— Не смотри на меня… так!
— Смотреть — буду! — честно сказал он. Остаток пути они молчали.
Крошила как всегда мастерил что-то. К старости его одолевала бессонница, и длилась эта напасть уже лет 70. Поэтому по ночам он был так же рад гостям, как и днем. Угощение его тоже порадовало.
— Давненько такого не едал, да, с тех пор как… — старик непрерывно что-то рассказывал, и Далку казалось, что и в одиночестве Крошила продолжает говорить про себя. Множество замечательных работ по Гномоведенью было написано Далком и Юнкой по этим рассказам. И ни разу Крошила не ошибся!
— …И тогда мне тоже принесли корзины три, честно скажу, пришлось поросям скармливать, а то пропало бы!
— Мы завтра уходим, — без предисловия начал Далк. Юнка кивнула.
— Ну, за меня не беспокойтесь. Я не то что любопытных или там жрецов, я кого хошь отважу. Пусть поищут тебя, паря, по дальним отвалам.
— Спасибо, Кариш, — с признательностью сказал Далк. Он не знал, сколько гномов в городе еще помнили настояшее имя Крошилы. Тот давно привык к своему прозвищу, и сказал ребятам свое имя только когда они крепко сдружились.
— Да нешто мне трудно? Я еще помню времена, когда этого запрета не было, кто хотел, тот и шел в Аден. А у многих там родня оставалась, покуда не перетекла, значит, благодать наша вся сюда. Тогда уж и самые упертые вниз полезли. Хранителей врат не было, что ты, пешком, по таким щелям и буеракам, что мои отвалы рядом с ними — просто снежный склон! Перли все добрище на себе, ни одно животное туда лезть не соглашалось. А тут питались рыбой, да шишки лущили. Орехи в кипятке толкли — такое было у нас молоко. Шишку ешь, шишку пей, шишкой печь набей — так говорили! А энти! Болтуны, одно слово! Ишь, это штой-то, розовое?
— Крем, Кариш. Он вкусный, — сдерживая смех, подсказала Юнка.
— Кре-ем! М-м… у нас кремОв не было…
— Кариш, ты велел нам зайти перед уходом, чтобы ты нам что-то сказал.
— Что-то секретное, — вставил Далк.
— А-а! Заболтали вы меня, чуть не забыл! Вы ж спервоначалу будете у деревни бегать? Покуда там к вам присмотрятся, да и руку набить надо.
А в нашем деле главное что? Главное, — Крошила воздел палец, — это здоровье! Эликсиров новичку не напастись, поперву каждая аденка на счету. Вот и скажу я вам место заветное, где лечиться будете. Думаю, во вред не употребите. Но все же никому ни гу-гу!
— А что, там магия какая-то? — жадно спросил Далк.
— Магия, магия. Чуть болтнёте — и не будет никакой магии. Сам я в энтом деле не разобрался, недосуг. А вы молодые, вы разберетесь. Может, это судьба… судьба… — Крошила покачал головой.
— Вот, побегайки, держите карту. Аккурат до того места дойти много ума не надобно. У самого места глядите — там твари бросучие бегают. С собой еды прихватите, попить там. А дальше разберетесь. Будет вам и магия, и шмагия.
— Сделаем все в лучшем виде! — в тон старику пообещал Далк. Вот и еще один камушек на чашу весов: вперед, в дорогу!
Они посидели еще немного, но эль, похоже, переборол бессонницу, и Кариш начал клевать носом. Оставив подарки для него на столе, чтобы не канителиться с его отказами и новыми прощаниями, слегка взгрустнувшие гномы покинули мусорную пещеру.
Ночь перевалила за полночь, луна сияла в небе, как круглое серебряное зеркало. Далк решительно направился к Башне Порицания. Сегодня он попробует получить хоть какой-то знак от Богини!
Площадь вокруг башни была пуста. Никто не остановил их, не спросил, куда они идут. Впрочем, Юнка жила тут в двух шагах, за женской школой. Они уже договорились, что она не будет ждать, когда он вернется от Башни, а сразу пойдет и ляжет спать. Встретятся они утром.
Юнка послушно свернула к школе.
Далк подошел к Башне и положил руки на гладкую каменную стену. Ничего не происходило. Хотя он не знал, что должно происходить. Не звучали голоса — ни в голове, ни наяву. Не было желания пасть на колени или броситься ко входу. Камень был равнодушен к его касанию. Спать тоже не хотелось. Ноги гудели, и, из упрямства, Далк подтащил к стене обломок доски, валявшийся возле Совета Гильдий. Небось, опять какое-то изобретение саморазрушилось в ходе демонстрации комиссии. Уселся на деревяшке, привалился спиной к Башне и приготовился ждать утра. Было в этом что-то от упрямства ребенка, теребящего занятую мать в уверенности, что важнее его нужды нет на свете. Ну, пусть прогонит. Только не эта глухая тишина, внутри и снаружи души.
