руками лицо и всхлипнула, а затем вскинула голову и заорала, обращаясь к школе в целом:
– Зачем ты вообще пыталась меня остановить? Зачем утруждаться? Никакого смысла нет! И не было!
Словно в ответ, за спиной у меня что-то зазвенело и треснуло. Я немедленно обернулась. Я так долго и усердно тренировалась, готовясь к олимпийским соревнованиям по бесполезным навыкам, что отреагировала бессознательно. Мои мускулы были запрограммированы на то, чтобы действовать помимо мозга, чтобы спасти все эти жизни, тысячу не имевших никакого значения жизней… поэтому я развернулась и выставила руки перед собой, собираясь наложить заклинание, и адреналин рекой хлынул в жилы, и тут же я увидела, что это всего-навсего сорвался со стены тяжелый чертеж в раме – осколки разлетелись вокруг, и рама разбилась, превратившись в груду пыльных позолоченных щепок.
Я опустила руки, как только в действие вступил мозг; в промежутках между рыданиями и приступами инстинктивной тревоги я хватала ртом воздух.
– Почему я просто не могу сдаться – ты это пытаешься сказать? – поинтересовалась я – девчонка, которая разговаривала сама с собой в коридоре, глупая девчонка, которая считала себя героиней, потому что собиралась спасти тысячу человек, прежде чем самой выйти за ворота, оставив позади… сколько? Из каждого класса погибает в среднем тысяча двести учеников, и так было на протяжении ста сорока лет… в итоге получается число, с которым я ничего не смогу поделать, даже если всю жизнь простою в зале, сторожа ворота. Сколько бы времени у меня ни осталось, я буду всего-навсего девчонкой, которая пальцем затыкает дыру в плотине; а когда я наконец упаду, поток хлынет как ни в чем не бывало.
– Ты это хотела до меня донести? – яростно спросила я у бледного квадрата на железной стене – он напоминал окно в вековых наслоениях копоти. – Могла бы и пораньше. Прямо сейчас уже нет никакой разницы.
И тут я опустила взгляд и поняла, что это вовсе не чертеж, а первая страница газеты – выпуск «Лондонского шепота» от 10 мая 1880 года – и на ней красовалась большая фотография, изображавшая компанию мужчин в викторианских костюмах. Впереди, упершись руками в бока, стоял какой-то белокурый тип с пышными усами, на вид донельзя довольный собой. Копии этой страницы висели по всей школе. Четыре года подряд я, почти не задействуя мозг, читала древнюю статью на смертельно скучных уроках истории и в очереди в столовую – так читают за едой то, что напечатано на обороте коробки с хлопьями, потому что надо же чем-то занять глаза.
Но теперь я подняла газету с пола и вчиталась внимательно. Мужчины стояли в маленькой, знакомой на вид комнате, уставленной книжными шкафами и тяжелыми металлическими стульями, а на самом краю снимка, на массивном деревянном секретере, лежал толстый свиток, покрытый подписями.
Это была моя библиотечная аудитория.
Статья гласила: «Сегодня с помощью уникального магического круга, равного которому еще не видел свет, были успешно наложены последние скрепляющие заклинания Шоломанчи. Представители крупнейших мировых анклавов, числом двадцать один, соединили свою добрую волю и энергию под вдохновенным руководством сэра Альфреда Купера Браунинга из Манчестера ради общей цели – невзирая на ссоры и разногласия создать учреждение, чьей главной задачей будет предоставлять убежище и защиту всем магически одаренным детям».
Я читала и читала, пока до меня не дошло. Я, конечно, и так знала статью наизусть, я могла процитировать ее не глядя. Эта самая фотография помещена в справочнике младшеклассника, который рассылают новичкам перед приемом в школу; эта самовозвеличивающая статья висит на стене в десятке аудиторий. Ее перепечатывают в учебниках истории. На лестничных перилах и на потолке читального зала выгравированы великие слова – «предоставлять убежище и защиту всем магически одаренным детям», – но никто и никогда не принимал их всерьез. Даже сэр Альфред Купер Браунинг и его самодовольные товарищи в сюртуках и жилетах. Пока их не приперли к стенке, они не допускали в школу посторонних детей, а когда пришлось пойти на уступки, они сделали все возможное, чтобы дать ребятам из собственных анклавов максимум преимуществ. Ни один человек в школе не верил этой статье. Все считали, что это лицемерная чушь.
Кроме, разумеется, самой Шоломанчи. И неудивительно. Могущественнейшие в мире маги составили круг и внедрили в самую суть школы эти слова – слова, которые они превратили промеж себя в сладкую ложь, которую могли сообща повторять. Они выстроили Шоломанчу и твердо сказали ей, что ее главная задача – предоставлять убежище и защиту всем магически одаренным детям.
Пускай школа делала это не очень эффективно, но, несомненно, она старалась – и была меньшим злом.
Не стану притворяться, что с самого начала все поняла. Совсем наоборот. У меня появились лишь первые смутные догадки. Тогда я бросила статью обратно на груду мусора и зашагала по коридору. Я шла бесцельно, и в голове у меня шумело; в ту минуту со мной могла справиться любая тварь. Но злыдни по-прежнему сидели в укромных уголках, хоть я и брела, ничего перед собой не видя. Я сама не знала, куда зашла, пока дверь, мимо которой я проходила, не открылась с громким стуком. Я увидела коридор, ведущий в очаровательный уединенный кабинет для семинарских занятий – тот самый, в котором я два месяца подряд подвергалась безжалостным атакам.
И все вдруг обрело совершенно иную окраску. Я остановилась и уставилась в коридор. Школа не пыталась убить меня или превратить в малефицера. Она не хотела, чтобы я высосала всех досуха и отправилась завоевывать мир. Так чего же она хотела?
Дверь кабинета была открыта. Я помедлила на пороге, заглядывая внутрь, и вдруг одна из стенных панелей рядом с раковиной со стуком ушла вглубь, и за ней обнаружилась узкая шахта с лестницей. Я знала, что это – я побывала там в конце прошлого года и надеялась больше не повторять. Опыт оказался слишком волнующим. Шахта вела вниз, в выпускной зал.
Послание было недвусмысленным. А вот моей голове недоставало ясности, поэтому я не стала особо задумываться, прежде чем подойти, взяться за лестницу и полезть вниз, в темноту. Но я не слышала никаких подозрительных звуков – ни шороха, ни царапанья, ни шипения, только постукивание и бульканье обширной сети труб, которые неуклонно качали воздух, воду, отходы, школьное варево. Тихо гудела мана, направляемая в защитные устройства. Спуск занял немного времени; школа хотела, чтобы я побыстрее добралась до выпускного зала, и в голове у меня было так пусто, что мозг не возражал. Казалось, спуск продолжался всего несколько минут
