Лагдален рассмеялась:
– Ты имеешь в виду, что дракон будет с мечом и щитом? Это же смертный приговор!
Релкин мрачно кивнул:
– Так тоже может получиться, но меч будет затуплен, а дракон постарается не убить этого балбеса.
– Но зачем же рисковать? Почему не дать ему просто пятьдесят плетей?
– Чтобы показать, почему не нужно заниматься такими глупостями. Эти рыцари очень кровожадны. У нас уже было несколько подобных инцидентов. Этот просто наихудший.
– А, понимаю. – Она внимательно посмотрела на парня – платье его было не совсем свежим, и сапоги говорили о долгом походе, но все остальное свидетельствовало о полном здоровье.
– Ну а ты, Релкин, с тобой все в порядке?
Вообще-то в бою при Кубхе он заработал шишку, которая совсем недавно перестала болеть, и опухоль еще не спала, но в душе мальчик чувствовал, что с ним все нормально.
– Переживем, – сказал он с улыбкой. – Ну так что? Ты можешь сказать мне, куда мы идем?
Она приложила палец к губам:
– Не говори так. Кто-нибудь может услышать.
– Кто же может нас тут услышать?
– Никогда не знаешь заранее.
– Но мы даже не знаем, где находимся. Скажи хоть что-нибудь. А то мы мусолим одни и те же бесконечные слухи.
– Ладно, я расскажу тебе о горах на западе. Думаю, мы пойдем туда. Все мы.
– Это, должно быть, Вал Солнца.
– Да, так его называют.
– Так, значит, это все-таки правда? Мы собираемся пройти весь путь до Внутреннего моря.
Лагдален покачала головой:
– Не знаю, Релкин. Леди не говорит со мной о таких вещах. Что, если меня захватит враг? Чем меньше я буду знать о наших стратегических планах, тем лучше.
Релкин взглянул на нее, не совсем уверенный в ее искренности.
– Но горы – прекрасны; это самые высокие горы из тех, что мне когда-нибудь приходилось видеть.
– Выше, чем Мальгунские?
– О да, они так высоки, что на их вершинах лежат снег и лед, хотя здесь и тропики.
– Как же мы собираемся их преодолевать?
– Там есть тропы и дороги. Народ Импало давно заботится о дорогах. Их часовые стерегут проходы от крэхинцев.
– Хм-м, но крэхинцы уже здесь. И куда же смотрели часовые?
– Ты бы должен был знать, что крэхинская армия пришла с юга. Они перевалили горы далеко на юге. Им пришлось потратить несколько месяцев, чтобы незамеченными подойти к Богону.
– Ладно. – Релкин посмотрел на запад. – Как далеко до этих гор?
– Месяц пути, по моей оценке.
– Какие земли лежат до них?
– Насколько я могла видеть со спины рукх-мыши, они похожи на здешние, разве что к западу несколько суше.
– А когда мы перейдем горы?
– Я не знаю этого, Релкин, честно. Это знает леди, но только она.
Релкин понимал, что должен довольствоваться и этим. По правде говоря, досады он не ощущал. Лагдален подтвердила его предположения. Им придется идти дальше на запад, гораздо дальше, чем они уже успели пройти.
– А как поживает леди Лессис? Она была так добра, что написала мне письмо, я не говорил тебе об этом, Лагдален?
– Нет, Релкин, зато она говорила. Она сказала, что ты – единственный драконопас, которому она писала.
– Значит, с ней все в порядке.
– Релкин, ты же знаешь леди, она никогда сильно не меняется. Даже когда мы несли ее в катакомбах Туммуз Оргмеина, она оставалась почти такой же. Она такая же, как всегда, и я думаю, такой она и останется.
– Я слышал, что ей пятьсот лет.
– Она еще на век старше, Релкин. – Улыбка Лагдален как-то сломалась. – Я ведь совсем недавно стала взрослой, но иногда мне кажется, что я служу ей уже века.
Релкин почувствовал скорбь Лагдален, разлученной с ее малышкой.
Тут их неожиданно прервали. Сзади послышались тяжелые шаги – а как еще передвигаться огромному кожистоспинному дракону?
Базил обогнул дерево, подхватил Лагдален и посадил к себе на плечо.
– Приветствую Лагдален, друга драконов. Дракон услышал, что мальчик с кем-то говорит, и ему показалось, что он узнал твой голос.
– Ты не ошибся. Как поживаешь, мой друг?
– Раны заживают, ничего серьезного. Да и само сражение – тоже ничего серьезного. Если бы еще немного пива, драконы были бы совершенно всем довольны, за исключением жары. Драконы родом с морозного севера.
– Так вот почему тебе нужно пиво!
– Да, пива очень не хватает.
Дракон поставил ее на землю.
– Уж и не знаю, где ты сможешь раздобыть его. Впереди у вас долгий поход. Разве что вам удастся его отыскать, когда пойдете через земли королевства Импало.
– Это уже кое-что.
– Релкин сказал, что ты вызвал на поединок чардханского рыцаря.
– Мальчик прав.
– И что ты с ним сделаешь?
Дракон выразительно пожал плечами:
– Не убью.
тро было прохладным и ясным, как часто бывает на внутренних плато экваториального Эйго. Лишь позднее, днем, придет невыносимая жара, и неприятно возрастет влажность.
Это был знаменательный день, его выбрали для наказания чардханского рыцаря, Херваза из Генча.
За день до этого над рыцарем из Генча, обвиняемым в нападении и злостном ранении Базила Хвостолома, боевого дракона из Стодевятого марнерийского эскадрона аргонатской армии, состоялся суд. Уговорить чардханское командование пойти на этот шаг стоило больших трудов.
Несколько дней назад состоялось решающее сражение с разбитой крэхинской армией. Остатки крэхинцев разбежались на юг и запад, в южные болота Пугаза. Союзные армии сконцентрировались вокруг торгового города Дуксми, расположенного близко к западной границе Ог Богона. Экспедиционным силам дали два дня на отдых.
Суд над Хервазом был публичным и проходил при большом стечении народа. В качестве судьи выступал сам король Ог Богона. Защищал Херваза многоопытный рыцарь из Ленкессена Ире Парми. Парми говорил на верио почти так же хорошо, как и на своем родном демменере, кроме того, он был опытным адвокатом. Прокурором назначили майора Херту из генерального штаба Стинхура, любившего резкими вопросами запугивать свидетелей.
Свидетельские показания были сняты с драконира Релкина, присутствовавшего при нападении, и с самого дракона. Это последнее с большим трудом было принято чардханцами. Многие из рыцарей до сих пор отказывались признавать существование «личности» дракона. А самые консервативные даже не верили, что драконы могут думать и говорить.
Базил, однако, дал показания, чем многих поверг в шок. Дракон, изъясняющийся на верио, как человек, – такое чудо поразило недоверчивых до глубины души. Но то, что сказал Базил, смутило еще большее количество народу.
