— Август, друг мой, — поморщился Вольфгер, — дворянину следует говорить цветисто и уклончиво только с дамами. В разговоре с мужчинами это признак, мягко говоря, не лучшего вкуса. Говори прямо, чего ты хочешь?
— Вы не могли бы поучить меня драться на мечах? — выпалил Август и покраснел.
Вольфгеру совсем не улыбались скучные учебные бои с подростком-неумёхой, он уже прикидывал, как бы отвязаться от Августа, но сегодня, видно, ему было суждено принимать помощь от женщин.
— Прямой меч для меня, пожалуй, будет слишком тяжёлым, а вот пару приёмов сабельного боя я вам, молодой человек, пожалуй, показала бы, — своим певучим контральто произнесла Алаэтэль, которая, оказывается, стояла рядом и слышала весь разговор.
— У вас найдутся учебные сабли и костюмы для учебного боя?
— Конечно, найдутся, я сейчас! — радостно воскликнул Август и убежал.
— Мне, пожалуйста, две сабли! — крикнула ему вслед Алаэтэль.
На заднем дворе замка имелось ристалище, засыпанное речным песком. Вольфгер присел на вкопанную скамейку и приготовился смотреть на поединок.
Алаэтэль спустилась во двор замка, переодевшись в стёганую грубую куртку, принесённую Августом, и натянув боевые перчатки с нашитыми железными чешуйками. Длинные, блестящие чёрные волосы она собрала в хвост и завязала узлом на затылке. От шлема эльфийка отказалась. Если смотреть против солнца, то фигура девушки в облегающей одежде казалась обнажённой, и лукавая перворождённая, это, несомненно, знала и учитывала.
Август скинул дублет и остался в одной рубашке, хотя было довольно прохладно. Кольчугу и шлем он надевать не стал. Двумя саблями юноша сражаться не умел, поэтому в левую руку он взял маленький круглый щит.
Учебный бой начался.
Сначала Август щадил свою соперницу и наносил удары вполсилы, придерживая руку и боясь поранить девушку, но скоро разошёлся и стал драться в полную силу. Вольфгер хотел было предостеречь его, но раздумал. Алаэтэль владела саблями виртуозно. Она не нападала, а только отбивала отводами сильные, но неловкие удары Августа, терпеливо отрабатывая с ним правильную тактику сабельного боя. Эльфийка двигалась изящно и неуловимо быстро, её сабли всегда оказывались в нужном месте и в нужной позиции. Через четверть колокола Август взмок и раскраснелся, Алаэтэль же выглядела невозмутимой и совершенно свежей.
— Сделаем небольшой перерыв, — сказала она, сжалившись над запыхавшимся юношей — я немного устала, а потом поработаем над вашей защитой. Накиньте на себя что-нибудь, иначе вы простудитесь.
Август уже смотрел на Алаэтэль влюблёнными глазами. Прожив всю свою недлинную жизнь в окружении крестьянок и толстобоких соседских дочек, он впервые увидел красивых, умных и утончённых девушек. Ута принадлежала Вольфгеру, это было видно и слепому, поэтому юноша все нерастраченные силы души обратил на эльфийку. Она дружелюбно и вежливо улыбалась, но ухаживаний не принимала.
Отдохнув немного, противники опять зазвенели клинками.
«Интересно, где она так научилась владеть саблями? — подумал Вольфгер, — я бы с ней в поединке, пожалуй, не сладил. Странный народ эти эльфы. Впрочем, почему странный? Может, они все такие? Ты увидел первую в своей жизни эльфийку и делаешь далеко идущие выводы!»
Убедившись, что девушке ничего не угрожает, а учебный бой затягивается, Вольфгер отправился прогуляться по фамильному владению Фюрстенбергов. Замок оказался невелик, смотреть особенно было не на что. Ежеминутно рискуя свалиться, барон поднялся на стену по подгнившей, отчаянно скрипевшей лестнице. Сверху открывался красивый вид на Эльбу, которая в этом месте описывала широкую петлю. Пристань и причаленную к ней барку закрывали деревья.
Замковая стена поросла кустарником, кое-где виднелись пустые птичьи гнёзда, сухие листья, ветки и другой мусор. Похоже, здесь не убирали годами.
Пробуя ногой шатающиеся кое-где камни, Вольфгер перешёл на другую стену. За ней внизу был разбит фруктовый сад. Деревья были громадные, старые, и, наверное, выродившиеся и плохо плодоносящие. За садом был виден ручей, а за ручьём шли жёлто-бурые поля и перелески. Осеннее солнце грело плохо, посвистывал ветерок, из набежавшей тучки вдруг брызнул дождик. Вольфгер чертыхнулся и спустился вниз. У дворца стоял отец Иона. Монах был задумчив.
— Был в часовне, святой отец? — спросил Вольфгер.
Монах молча кивнул.
— Ну и что там? Мне что, прикажешь клещами из тебя слова вырывать? Ты же знаешь, что я хотел спросить! — недовольно заметил Вольфгер.
— Понимаешь, сын мой, — задумчиво сказал монах, — я ошибся насчёт фрау Ульрики. Я думал, она не хочет меня пускать в часовню, потому что там не убрано. Никому неохота признаваться в том, что ни хозяева, ни дворня не слушают мессу, а дело-то, оказывается, совсем в другом. Понимаешь, часовня пуста!
— Как это пуста? — не понял Вольфгер.
— Да уж вот так, пуста! Ни икон, ни церковной утвари, ничего. Одни голые стены, ну, и лавки.
— Продали они всё, что ли? — удивился Вольфгер, — да кто такое купит? Это же святотатство, инквизицией пахнет!
— Да нет, не продали, скорее, думаю, просто убрали, я не смог найти ни одной иконы. Похоже, здесь служат по евангелическому обряду.
— Вон оно что… — протянул Вольфгер, — мы ещё даже не попали во владения Лютера, а лютеранский обряд — вот он! А ведь мы всего ничего и отплыли-то от Дрездена! Видно, лютерова ересь сильнее, чем представляет себе архиепископ, и, уж тем более, Рим…. Как только барон Гуго придёт в себя, попробую его разговорить, вдруг он что-нибудь интересное расскажет!
К Вольфгеру и монаху подошёл Август. Он уже успел умыться и переодеться.
— Ну, как урок? — улыбаясь, спросил Вольфгер.
— Госпожа Алаэтэль фехтует превосходно! — восторженно сказал юноша. — Кстати, господин барон, а кто по крови фройляйн? У неё такое странное имя и такое прекрасное лицо…. Никогда не видел женщин столь утончённой красоты!
— А вы спросите у неё сами, — предложил Вольфгер.
— Спрашивал… — понурился Август, — она только улыбается и молчит.
— Ну, тогда и я обязан молчать! — развёл руками Вольфгер. Ему не хотелось объяснять постороннему, что Алаэтэль не человек.
— До обеда ещё примерно колокол-полтора, — сказал Август, — не желаете ли осмотреть наш гербовый зал, пока светло?
Отказаться было неудобно, поэтому Вольфгер и отец Иона согласились.
Гербовый зал оказался таким же тёмным, запущенным и промозгло-холодным, как и остальные помещения замка. Август предусмотрительно захватил с собой тяжеленный подсвечник с горящими сальными свечами. Свечи чадили и воняли.
