— Редкий, редкий дар, — также понизив голос, покивал головой Фюрстенберг.
— Именно. И проявляется в нашем роду он нечасто, к тому же, способности к исцелению невозможно вызывать по своему желанию, поэтому заранее не знаешь, кого удастся исцелить. Я расцениваю его проявления как снисхождение Господней благодати, которая осеняет только достойнейших! В наших семейных летописях, которые ведутся уже не одну сотню лет, отмечен каждый случай такого исцеления, — продолжал вдохновенно врать Вольфгер, — и всегда, всегда исцеление приходило только к достойнейшим!
«Кажется, привычка повторять слова заразна!» — с испугом подумал он.
Старый барон, не вставая с кресла, сделал лёгкий поклон. Он изо всех сил старался выглядеть невозмутимым, но Вольфгер заметил, что стрела грубой лести попала в цель.
— Позвольте ещё раз поблагодарить вас, — церемонно сказал он.
Теперь пришла очередь кланяться Вольфгеру. «Мы похожи на китайских болванчиков», — внутренне усмехнулся барон.
— Как вы себя чувствуете?
— Как чувствую? А, ерунда, уже всё хорошо! Только вот Ульрика не даёт мне вина и мяса! Представьте, господин барон, она ссылается на ваш запрет! Да где такое видано?! Как может рыцарь оправиться от болезни без доброй еды и выпивки, скажите на милость?
— Потерпите немного, — улыбнулся Вольфгер, — вам нужно сначала немного окрепнуть. Если вы не будете соблюдать режим питания, болезнь может вернуться, а меня уже не будет рядом.
— Нечего делать, придётся попоститься, — вздохнул Фюрстенберг, — а что, вы уже собираетесь нас покинуть?
— Завтра проведу ещё один сеанс целительства, и, если всё пройдёт хорошо, а я уверен, что будет именно так, начнём собираться в дорогу, нам пора продолжать путешествие.
— Позвольте узнать, куда вы держите путь?
— В этом нет тайны. Цель нашего путешествия — Виттенберг, мы едем с посольством к доктору Мартинусу Лютеру по поручению его преосвященства Альбрехта Бранденбургского. А вот цели нашего посольства, увы, я вам раскрыть не могу, ибо связан словом.
— Слово дворянина — превыше его жизни, — важно кивнул Фюрстенберг. — Кстати, а как вообще получилось, что вы оказались в моём замке? Ульрика что-то мямлит….
— За это благодарите Господа и вашего сына. Господа — за то, что мы проплывали по Эльбе в нужное время, а Августа за то, что он перегородил реку цепью и выстрелом из пушки принудил нас причалить к берегу.
— Надо же, — удивился старый барон, — похоже, из мальчишки всё-таки может выйти толк. Я-то давно махнул на него рукой, всё бы ему на лютне бренчать, да слезливые миннезанги распевать. С какой стороны за меч берутся, не знает, латы носить толком не умеет, на коне сидит, как ворона на заборе!
— Ну, вот видите, сыновняя любовь свершила чудо, — заметил Вольфгер. — Боясь потерять любимого отца, ваш Август пошёл на поистине отчаянный шаг: ведь если бы мы решили вступить в бой, он с замковым мужичьём продержался бы против нас недолго. Но, к счастью, дело разрешилось миром.
— Жаль, что вы покидаете нас так скоро, фрайхерр фон Экк. Я ещё слишком слаб, чтобы ездить на коне, а то бы мы с вами устроили славную охоту — затравили кабана, а потом закатили бы пир дня на три…. Но — долг есть долг, я понимаю, не будем более об этом.
Август сказал, что вы хотели расспросить меня о чём-то? Я к вашим услугам.
— Да, господин барон, — сказал Вольфгер, — меня очень интересует судьба Франца фон Зиккингена и его Рыцарское восстание.
— Надо же, кто-то ещё помнит о моём дорогом Франце, — удивился Фюрстенберг, — а позвольте узнать, чем вызван ваш столь необычный в наши времена интерес?
— Видите ли, я был знаком с рыцарем Зиккингеном, но много лет назад, когда ещё служил в императорской армии. Образ этого человека почему-то запал мне в душу, но с тех пор я ничего о нём не слышал. Мне было бы интересно услышать о судьбе Франца из уст его друга и соратника.
— Так вы служили под знамёнами императора? — спросил Фюрстенберг, оценивающе глядя на собеседника.
— Конечно, это традиция рода фон Экк, — напыщенно ответил Вольфгер, — я командовал отрядом рейтаров.
— Рейтары… — задумчиво протянул старый барон. — Это значит, пистолеты, аркебузы, кулеврины… Дым, порох, кишки наружу, оторванные руки и ноги…. Не люблю! Честная сталь против честной стали, меч против щита или кольчуги, — вот оружие истинного рыцаря! Так было от века, а теперь любой мужик, сидя в кустах, может всадить в спину рыцарю кусок свинца, и никакой доспех его не спасёт. Хорошенькое дельце!
Война из благородной забавы аристократов превращается в кровавую мужицкую бойню, и даже замки, оплот рыцарства, больше не защита своим хозяевам, ибо строились они тогда, когда об осадных мортирах и понятия не имели. Например, стены моего замка не выдержат и дня пушечной осады, тогда как в прежние времена….
— Я думаю совершенно так же, господин барон, — тактично прервал его Вольфгер, — но огнестрельное оружие пришло в мир, и с этим теперь уж ничего не поделаешь. И оно, это оружие, будет становиться всё смертоноснее, помяните моё слово. К сожалению, чтобы предсказать это, пророческий дар вовсе не нужен.
«А если бы ты увидел четырёхствольный пистолет Рупрехта, тебя хватил бы удар прямо сейчас», — добавил про себя Вольфгер.
— Франца как раз и погубило это дьяволово изобретение, кулеврина! — печально сказал Фюрстенберг.
— Как же это произошло? — спросил Вольфгер.
— Как произошло? Да очень просто! Стоял человек на стене, следил за осаждающими. Кто-то наугад пальнул из пушки, ядро перебило балку, да так неудачно, что она рухнула прямо на голову Францу, в довершение всего он упал со стены на камни внутреннего двора, а стены там высокие. Шлем с бедняги Франца, помню, так и не решились снять, потому что он хоть как-то удерживал мозги в черепе… Впрочем, вас, наверное, интересует вся история, так сказать, по порядку?
— Если вы не устали, я бы с удовольствием выслушал её, — кивнул Вольфгер.
— Да от чего я мог бы устать? От того, что как старая баба сижу в кресле, запелёнатый в облезлые шкуры, и треплю языком? Нет, я пока не устал. И сейчас, когда я стар и немощен, мне сладостно вспоминать времена моей молодости…
Фюрстенберг помолчал, собираясь с мыслями, и вдруг неожиданно спросил:
— Как вы думаете, барон, что главное в военном вожде? Почему за одним люди идут, иногда, между прочим, на смерть и муки, а за другим — нет?
— Смелость? Умение управлять людьми? Талант стратега? — предположил Вольфгер.
— Да, да и ещё раз да, всё это верно, вы правы, но главное всё-таки не в этом.
