Неужели, думал Илья, они уже ощущают присутствие плода, начало осуществления основной функции, основного жизненного постулата? Он высматривал в толпе незнакомку из леса. Ее не было видно в деревне все последние дни. Не было и сейчас.
Объевшись, наговорившись и даже, спев по случаю нечто, положенное на какофоническую мелодию, он ушел за освещенный факелами круг, побродил маленько и, что бы окончательно успокоиться, забрался в копну свежей травы.
Воспоминания о городе Дите сами собой уползали из памяти. За разлившимся по всем членам покоем, кралась зевота и легкий как вечерняя дымка сон. В нем, как и наяву все перемешалось радужными полосами: змеерыб вынырнул из темноты, чтобы запутаться в этих полосах как в сети, танцующей походкой прошла китайская статуэтка, Ивка, за ней на полусогнутых крался Лаврюшка. Ивка махнула широким рукавом, и Лаврюшка превратился в медузу, беспомощно шевелящую щупальцами. Ивка засмеялась и пошла в освещенный круг, а там выпрямилась, перестала хромать, засветилась и засияла как травяной ежик. По контуру круга бегал Мураш, натыкаясь руками на преграду. Ладони шлепали, распластывались как по стеклу. Он, должно быть, звал жену. Рот широко раскрывался, но крика Илья не слышал. Потом Мураш сгинул. На его место явился г-н Алмазов. Тот сторожко мелкими шагами подкрадывался и - пальчиком, пальчиком - к преграде. От их соприкосновения произошел взрыв-вспышка.
Илья проснулся, мгновенно осознав, что лежит на куче травы, что вокруг - говорят, поют, кричат, пляшут - все смешалось в пестрый ком. Только на окраине, на дальней периферии - темное пятно, сдвоенная тень. Илья напрягся. Там стояла она.
Улыбалась, притопывала в такт музыке ножкой, а рядом, по-хозяйски прихватив ее за талию - корягой - Углов.
Пестрое великолепие мгновенно померкло. Сволочь! Зубы ему заговаривала, а сама пошла с бандитом в койку. Вон как светится. Тот, поди, не церемонился, завалил в мягкий мох, там, где нашел и оттрахал по самые уши. Ему не до рефлексий - вырвать свой кусок, хапнуть, нажраться…
А еще дальше, в темноте - разве Илья своим сумеречным зрением мог разглядеть -стояли Руслан и птица бань-ши. Чешуйчатая вестница несчастий прижалась к мальчику, изогнула длинную шею и пристроила голову на другое плечо, будто обнимала. А как еще? ни крыльев, ни рук. Руслан с улыбкой смотрел на разгулявшихся людей. Птица закрыла глаза и замерла, как уснула.
Руслик проводил с ней все свое время, даже в поселок не наведывался, жил на просторе, в поле. Женщинами человеческого поселения он не интересовался. Не это ли наилучшее подтверждение того, о чем говорила незнакомка над заводью: НЕ ЧЕЛОВЕК. Смуглый, высокий, красивый и совсем чужой. Его мать звали Дита, а отца, надо полагать - Дит. Внезапная мысль сродни озарению так захватила Илью, что он даже забыл о своем счастливом сопернике. А когда вспомнил, не нашел. Парочка растворилась в кутерьме. Следом исчезли Руслан и бань-ши.
Пойти что ли, еще браги хлебнуть? От первоначального, мутного всплеска ненависти почти ничего не осталось, осадок разве. За то, впервые с момента подъема на плато по настоящему потянуло в сон. Илья присмотрелся к ближним домам. В нескольких он успел побывать. На дальнем мысике населенного пространства притулилась избушка. В ней ночевать не приходилось. Не звали, не затаскивали, не заманивали… и такое случалось. В том доме он еще не ел, не пил, не спал и в морду, паче чаяния, точно не получит, если ввалится среди ночи. В других, надо полагать, тоже. Но в другие он сам не пойдет, упрямством человека. Пока еще человека.
Порожек из трех ступенек, темные сенцы, хозяйственная утварь в углу… Илья плечом толкнул дверь и, не очень заботясь о тишине, ввалился в горницу.
Они лежали на широкой низкой кровати. Отблески фейерверка влажно играли на потных плечах мужчины, который накрыл собой женщину. Ее круглое колено отсвечивало зеленоватым бликом. Сменился свет за окном, и колено погасло, спряталось в темноту. А из темноты, из-под широченных, тяжелых плеч - стон. С хрипом, с подвывом - такой, что кишки в животе завязались в узел, а все мужское вздыбилось и застонало вослед.
Сергей рывком поднялся, навис над Ильей черной глыбой:
- Зачем пришел? Ты же видел, что она со мной.
- А ты мне в морду дай.
- На.
Он прлетел через полсветелки, сени и порожек… еще немного, и только на воле, на прохладном ветерке пришел спиной на мятую траву. Весь полет освещали искры, сыплющиеся из глаз. По приземлении, однако, быстро смерклось. Левая щека онемела.
Зубы с той стороны шатались. Пожалел, однако, г-н Углов силушки для друга.
Приложи он во всю мочь, остался бы г-н Донкович в избушке бездыханным укором. А в Раю впервые возник прецедент: убийство на почве ревности (!!!).
- Идиот! - обругал себя Илья. - Нет, что бы спросить, кто в теремочке живет… локоть еще ушиб.
Поле зрения слева стремительно сплюскивалось. Зато, сон как рукой сняло, гуляй -не хочу хоть неделю. Не хочу? Да вообще-то - можно. Любая примет. А муж посторожит, чтобы не обидели или случайно не спугнули. Через год - детишек полный дом.
Радость-то какая!
Случки! Собачьи случки. И никто никому не попеняет. Было и было. Ребятишки потом будут бегать мосластые как АФ, или рыжие - понятно, кто погулял. Или вот - чернявые да горбоносые - целая популяция маленьких Башметов. Баньшиньчики народятся с синими глазами… прости меня, Руслик, за чудовищную ересь, которая лезет в голову. Обидели, понимаешь, напомнили, что - человек. А потому, дражайшие жители высокогорного плато, называемого в просторечии Раем, не обессудьте - уйду я. Вот просплюсь, - если утром доведется проснуться, конечно, если остался еще внутри ярый мужской ресурс, - и подамся вниз. Сколько той дороги одолею, и не съедят ли под первым баобабом, не ведаю. Но все равно уйду!
С места приземления он никуда не пошел и не пополз, даже садиться не стал. Куда вынесло ударом в челюсть, там и остался. Лежал, смотрел на очертания созвездий.
Они напоминали местную музыку: только нащупаешь форму, начнешь собирать звездочки, ан - нет, у Ориона отрастает хвост, у Кассиопеи - ручка. Алькор и Мицар насмешливо перемигиваются: "Не там ищет! Мы тут - в созвездии дракона.
Глаз дракона, присмотрись - зрячий".
Илья проснулся в сером свете не родившейся еще зори, и сразу знобко ощутил и себя и окружающую действительность. Трава серебрилась росистым налетом. Стена избушки снизу от земли казалась неимоверно высокой. Такие ставят для отражения врага. Вот его вчера и отразили. Получил дважды: первый удар - по нервам, второй - по сусалам. Хорошо, хоть похмелье, - прерогатива утра, - почти безболезненно.
