Если она должна это сделать, то должна сделать это сейчас – когда его сон был достаточно глубок, когда дождь заглушал большинство звуков. Благословение Темис, богини диких вещей, которая когда-то следила за ней, за оборотнем, и кто не забывал о том, что она была животным в клетке.
Три слова – это все, что было написано на той записке, переданной Аэлиной этим вечером: записка по-прежнему была спрятана в потайном кармане ее белья. Он весь твой. Подарок, она знала – это был подарок от королевы, у которой не было ничего другого, чтобы дать безымянной шлюхе с печальной историей.
Лисандра перевернулась, смотря на голого мужчину, спящего в нескольких дюймах, на его красные, шелковые волосы, рассыпавшиеся по его лицу. Он никогда не заподозрил бы того, кто проинформировал Аэлину подробностями о Кормаке. Но это всегда было ее хитростью с Аробином – кожа, которую она носила с детства. Он никогда не думал иначе о ее пресном и пустом поведении, никогда не беспокоился. Если бы он побеспокоился, то стал бы держать кинжал под подушкой, не позволил бы ей спать с ним в одной постели. Сегодня он не был нежен, и она знала, что у нее останется синяк на предплечье от того, как он схватил ее сегодня слишком сильно. Победоносный, самодовольный король, уверенный в своей короне, он даже не заметил. На ужине, она видела его выражение лица, когда он увидел как Рован и Аэлина улыбаются друг другу. Сегодня все уколы и истории Аробинна прошли мимо, потому что Аэлина была потеряна в Роване, чтобы их услышать.
Она задавалась вопросом, знала ли королева. Рован знал. Эдион знал. И Аробинн знал. Он понимал, что с Рованом она больше не боялась его: с Рованом, Аробинн был ей совершенно не нужен. Не важен. Он весь твой. После того, как Аэлина уехала, он сразу стал напыщенным, уверенным в его абсолютной власти над королевой, Аробинн призвал своих людей. Лисандра не слышала их планы, но она была уверена, что принц Фэ станет первой целью. Рован умер бы – Рован должен умереть. Она видела это в глазах Аробинна, поскольку он наблюдал за тем, как королева и принц держались за руки, несмотря на все ужасы вокруг них.
Лисандра скользнула рукой под подушку, взглянув украдкой на него, прижимаясь к нему. Он не пошевелился: его дыхание осталось глубоким и ровным. У него никогда не было проблем со сном. В ночь, когда он убил Уэсли, он спал как убитый, не зная о том, что даже ее железная воля не смогла сдерживать ее бесшумные слезы. Она найдет свою любовь снова – однажды. И это будет так глубоко, безжалостно и неожиданно, началом, концом и вечностью, то, что сможет изменить историю, изменить мир.
Рукоять стилета была прохладной в ее руке, когда Лисандра нагнулась над ним, не более чем спящая, она занесла нож. Молния сверкнула на лезвии, как капельки ртути. За Уэсли, за Саэма, за Аэлину. И за себя. За ребенка, которым она была, за семнадцатилетнюю себя в ночь торгов, за женщину которой она стала, ее сердце разорвано, ее невидимые раны все еще кровоточили. Это было так легко, сесть и надавить ножом поперек горла Аробинна.
Человек, привязанный к столу закричал, когда демон пробежал своими руками вниз по его голой груди, его ногти раздирали и оставляли кровь на своем пути.
Слушай его, - зашипел демон принц. - Слушай музыку, которую он создает.
За столом, человек, который, как правило, сидел на стеклянном троне сказал :
- Где скрываются повстанцы?
- Я не знаю! Я не знаю! - вскрикнул мужчина.
Демон пробежался вторым ногтем вниз по груди человека. Везде была кровь.
Не унижайся, бесхребетный зверь. Наблюдай. Наслаждайся.
Тело – тело, которое, возможно, однажды принадлежало ему – полностью предало его.
Демон схватил его крепко, заставив смотреть, как его собственные руки вцепились в жестоко выглядевшее устройство и, установив его на лицо человека, начал затягивать.
- Ответь мне, мятежник, - сказал венценосец.
Человек завопил, когда маску затянули.
Он мог начать кричать, тоже – возможно начать просить демона остановиться.
Трус – этот человек трус. Ты не вкусил его боль, его страх?
Он мог бы, и демон засунул каждую частичку восторга, что он чувствовал, в него.
Если бы его могло вырвать, то его бы уже вырвало. Здесь не было ничего подобного. Здесь не было никакого спасения.
- Пожалуйста, - человек на столе умолял.
Пожалуйста!
Но его руки не остановились.
И человек перешел на крик.
Сегодняшний день, как Аэлина решила, был уже утрачен к черту, и не было никакого смысла пытаться спасти его – не с тем, что она должна была сделать дальше.
Вооруженная до зубов, она старалась не думать о словах Рована, сказанных этой ночью, когда они ехали в карете через весь город. Но она слышала их из под каждого удара копыт, так же, как она слышала их всю ночь, пока лежала без сна в постели, пытаясь проигнорировать его присутствие. Не трогай меня так.
Она сидела от Рована так далеко, как только могла себе позволить, чтобы не выпасть при этом из окна кареты. Она разговаривала с ним, конечно – отдаленно и тихо – и он давал ей сжатые ответы. Что сделало поездку действительно восхитительной. Эдион мудро не спрашивал об этом.
Ее голова должна быть ясной, неустанной, чтобы выдержать следующие несколько часов.
Аробинн был мертв.
Известие пришло час назад, о том, что Аробинн был найден убитым.
Ее присутствие немедленно потребовали Торн, Крепыш и Маллин, три убийцы, захватившие контроль над Гильдией и недвижимостью, пока во всем не разобрались.
Она знала это прошлым вечером, конечно. Услышав подтверждение этого, было облегчением – что Лисандра сделала это и выжила, но…
Мертв.
Карета подъехала к убежищу ассасинов, но Аэлина не двигалась.
Наступила тишина, когда они посмотрели на каменную усадьбу, которая маячила впереди. Но Аэлина закрыла глаза, глубоко вдыхая.
Последний раз - ты должна надеть эту маску в последний раз, и тогда ты можешь похоронить Селену Сардотин навсегда.
Она открыла глаза, расправила плечи и подняла подбородок, как раз тогда, когда остальная ее часть пошла с кошачьей грацией.
Эдион уставился, и она знала, что не было ничего, что кузен мог бы узнать в ее лице.
Она посмотрела на него, потом на Рована, появилась жестокая улыбка, когда она наклонилась, чтобы открыть дверцу кареты.
- Не стойте у меня на пути, - сказала она им.
Она вышла из кареты, ее плащ развевался на весеннем ветру, когда она ворвалась на ступени убежища и ногой распахнула дверь.
- Какого чёрта произошло? - прорычала Аэлина, когда входные двери в Башню Ассасинов захлопнулись за её спиной.
Эдион и Рован следовали за ней по пятам, оба скрытые большими капюшонами.
Парадный зал был пуст, но в закрытой гостиной разбилось стекло, и затем –
Три мужчины, один высокий, другой низкий и худой, третий очень мускулистый, ступили в зал. Крепыш, Торн и Маллин. Она оскалилась на мужчин – в частности, на Торна. Он был самым низким, старым, самым пронырливым, Главарь их маленькой группы. Он, видимо, надеялся, что она убьёт Аробинна в ту ночь, когда они встретились в Склепе.
- Начинайте говорить, - прошипела она.
Торн расставил ноги:
- Только после тебя.
Эдион издал низкий рык, когда три ассасина осмотрели её спутников.
- Не беспокойтесь о моих сторожевых псах, - огрызнулась она, обращая их внимание на себя. – Объяснитесь. Послышался приглушённый всхлип из гостиной позади ассасинов, и она взглянула поверх возвышающегося плеча Маллина.
- Почему эти две чёртовы куртизанки в доме?
Торн сердито посмотрел на неё:
- Потому, что Лисандра проснулась с криком, рядом с его телом.
Её пальцы изогнулись в когти.
- Разве? - пробормотала она, с таким гневом в глазах, что даже Торн отступил, когда она прошла в гостиную.
Лисандра сидела в кресле, прижимая к лицу носовой платок. Кларисса, её хозяйка, стояла позади стула, с бледным, напряжённым лицом. Кровь запятнала кожу Лисандры, покрывала волосы, её пятна промочили насквозь шёлковый халат, который с трудом мог скрыть наготу.
Лисандра вскинула голову, её глаза были красными, лицо запачканным.
- Это не я, клянусь, это не я –
Захватывающее представление.
- Почему, чёрт возьми, я должна тебе верить? - произнесла Аэлина, растягивая слова. - Ты единственная, у кого был доступ в ту комнату.
Кларисса, золотоволосая и изящно постаревшая для женщины сорока лет, щёлкнула языком.
- Лисандра бы никогда не навредила Аробинну. Да и зачем ей, когда он оплачивал её долги?
Аэлина подняла голову на хозяйку.
- Я разве спрашивала твоего мнения, Кларисса?