– Почему в клеточку? – поинтересовался я.
Палец даю на отсечение, имелось в виду что-то обидное, но изобразить нужную степень оскорбления у меня не вышло. Слова прозвучали как-то мягко, почти ласково. А глядел я, не отрываясь, прямо в эти невозможные глаза. А Тианара смотрела на меня.
Кометы! Лучше бы я сбежал. Пока не стало слишком поздно. Пока она оставалась для меня еще одной самодовольной чародейкой, фарфоровой куклой с каменным сердцем. Чутье кричало мне об опасности, а я, как последний дурак, пытался связать ее с дознавателями, когда все доказывало обратное. Я отбросил предупреждение, решил, все дело в усталости и подозрительности, разросшейся в моей душе хуже бурьяна на пустыре. А чутье-то было право. Только бояться стоило не дознавателей, а Тианару.
Но, похоже, самообладание оставило не одного меня.
– Мозги в клеточку потому, что там нет извилин. Только отпечаток пропущенного боевого контура, – прошептала девушка севшим голосом и, протянув руку, медленно, плавно, словно под наваждением, дотронулась до моего виска. Я вздрогнул: прикосновение показалось жгучим, будто лист эльнейского ириса, – и, похоже, не мне одному. Тианара поспешно отдернула пальцы, да так и замерла с поднятой рукой, будто не решаясь повторить попытку.
Спорить насчет извилин и собственной принадлежности к боевикам я не стал, лишь покачал согласно головой:
– Точно. И мыслей – не больше, чем у кота Масика. Так что там насчет этих трафаретов?
Звездами клянусь, я не собирался ничего такого делать, но правая рука, до сих пор деликатно поддерживавшая девушку за плечи, сползала все ниже и ниже, пока не утвердилась на талии, а ладонь и вовсе очутилась там, где не следовало.
– Д-да, трафареты, – запинаясь, промямлила чародейка. – Л-лучше всего создаются в паре с тактильщиком. Сначала делается пробный контур. Потом тактильщик зарисовывает форму. По ней делается трафарет из серебряной проволоки. Серебро притягивает эманации и… и… – Длинные ресницы затрепетали, но взгляда девушка не отвела. – Во имя Небесных Родителей, о чем я только что говорила?..
– О притяжении, – хрипло выдохнул я. – Э-э… этих… эманаций.
Влип. Как есть влип. Левая рука тоже не теряла времени даром, мягко зацепила нежные пальчики, замершие у виска, и отвела их вниз. Хрупкая, изящная ручка чародейки целиком скрылась в моей шершавой ладони.
– Точно, – согласилась Тианара. – Эманаций…
Я привлек ее теснее – девушка поддалась, неуверенно и робко. Да и сам я, если честно, цепенел хуже мелкого сопляка, впервые отправившегося гулять с девчонкой. Да уж, когда-то конопатой племяннице пекаря Нила и то удалось получить от меня нечто, более напоминающее поцелуй, – а ведь то был мой первый опыт. Мы с чародейкой отпрянули в стороны, едва соприкоснувшись губами. Не знаю насчет Тианары, но мой мир вдруг сократился до сияющих глазищ, дурманящих почище самой отборной южанки. Если бы под звездами существовали подобные магическим контуры эмоций, нас опутывала бы сейчас сверкающая конструкция мощнее всех щитов особняка Дайне, вместе взятых. И, провалиться мне за Врата, я не готов был разорвать эти контуры даже в обмен на головы врагов, выставленные рядком в стеклянных банках.
Кровь выстукивала торжественную дробь в висках, когда я склонился к чародейке для второго поцелуя – страстного, долгого. Будь на то моя воля, поднял бы девчонку на руки, не прерывая его, отволок бы на тот диванчик, в подушки, и пусть Академия, дознаватели, архимагистры, боевики, бандиты со всеми князьями, ринские недотепы с неведомым мастером во главе – пусть хоть сами Небесные Родители подождут ближайшие денек-два.
– Что мы делаем, так нельзя! – пробормотала Тианара, отстраняясь из моих объятий. – Мы же пришли развеять контуры!
– Почему это еще нельзя? – возмутился я. Возвращение от звезд на землю давалось тяжко. Ну да, точно, голем, которого надо уничтожить. «Ладно, – решил я, – пусть сделает это, успокоится, тогда и поговорим о том, чего нельзя, а чего очень даже можно».
Когда способность рассуждать здраво вернулась в полной мере, я был уже рад, что хоть кому-то пришло в голову остановиться. Отдавать первенство в здравомыслии девчонке неприятно до зубовного скрипа, но она даже сама не знает, насколько права. Наследница рода и дикий маг с бандитских улиц – это даже смешнее, чем беглый главарь и роскошная куртизанка. Знай я точно, что вожделенная постель избавит меня от этого опасного притяжения, затащил бы туда чародейку без всяких колебаний, но чутье подсказывало: хуже, чем сейчас, быть может и непременно будет, если не натянуть вожжи немедленно.
Чтобы как-то отвлечься от будоражащих образов, среди которых главенствовало видение обнаженного девичьего тела среди шелковых покрывал, я принялся внимательнее разглядывать обреченного голема. Определенно, он узнал хозяйку, уверенно двинувшись к ее протянутой руке. У щитов и ловушек контрольные контуры были скромными ниточками, вплетенными в огромную конструкцию, в случае с големом все обстояло точно наоборот. Контрольной являлась большая часть плетенки: присмотревшись, можно было разглядеть даже несколько контуров, хитро наложенных друг на друга. От этого открытия я загрустил окончательно, подумав вдруг о том, что идея о мозгах в клеточку не так уж далека от истины. Мне в жизни не разобрать этих сплетений. Чего еще ждать колючему сорняку, сдуру поднявшему голову среди ухоженной клумбы? Да только лопаты садовника, что с руганью вышвырнет его за калитку на пустырь. Превосходство магов, строивших катакомбы, воспринималось как нечто разумеющееся, но чувствовать себя дураком, глядя на творение девчонки, едва окончившей три курса Академии… Кометы, я на такое не договаривался!
Прозрачное облачко пробужденного дара вновь окутало фигуру чародейки. Девушка шевельнула пальцами – и вдруг резко отвернулась, всплеснув руками.
– Нет, я не могу! – воскликнула она. – Не могу развеять!
В чем-то я ее очень хорошо понимал. Голем мог раздражать меня слащавой мордой, приторными манерами и вообще самим фактом существования, но как магический артефакт он был просто великолепен. Если бы мне когда-то удалось сотворить нечто подобное, поубивал бы всех, кто посмел заявить о необходимости его уничтожить.
– Слушай, а если его найдут – будет сильно плохо?
– Будет просто кошмарно, – вздохнула девушка. – Я ведь теоретик. Нам вообще запрещается самостоятельная практика без звания соискателя. А я доводила его до ума уже без наставника. Это легко доказать. Несколько контуров вообще уникальны.
– Но погоди. Если были эти… как ты говоришь, трафареты, что мешает воссоздать все заново?
