– Бригадир Гугуница, – заговорил пожилой колобашка и зачем-то потряс бумагой, которую держал в руке. – Согласно сводкам, вы отстаете по отгрузке и держите обогатителей.
– Нагоним, – молвил бригадир Гугуница уверенно. – Сейчас пустой слой пройдем, а дальше – жила, только успевай отгружать.
– Ладно, – спохватился вдруг колобашка, метнув злой взгляд в сторону Зимородка, – производственные моменты потом, а пока разберитесь с посторонними. Жду на летучке.
И он исчез в тоннеле, оставив Гугуницу с пришельцами.
– Дела, – протянул он, снимая каску вместе с платком и обтирая потное лицо. – Идемте в бытовку. Здесь неровен час пришибет. – И пошел вперед, продолжая то ли себе что-то объяснять, то ли незнакомцам растолковывая: – А как быстрее, если с самого начала не там разработку начали? Что я, выращиваю им эти сапфиры? Я же и говорил, что к северу надо брать, там и знак был верный. Нет же! Что к сопливому кайлу прислушиваться, коли у нас старые кувалды имеются? Сорок лет в забое! А мне теперь в пустой породе еще дней десять колупаться! И перед обогатителями кто главный губинец выходит? Гугуница!
Он махнул рукой и замолчал.
Бытовка оказалась дощатым строением с низкими потолками, но довольно просторным. Там находился стол, сплошь заставленный немытыми жестяными кружками, ящик, на котором сидели двое колобашек, жующих хлеб с чесночной колбасой, штабель гнутых касок в углу и два крюка в стене, изнемогающих под тяжестью повисшей на них рухляди. Имелась также стоящая на полу плитка на гнутых раскоряченных ножках и причудливый чайник, густо покрытый копотью.
При виде Гугуницы жующие поперхнулись. Молодой бригадир побледнел, сузил глаза и издал сквозь стиснутые зубы слабое шипение. От этого звука оба колобашки содрогнулись, один бросил свой бутерброд на лавку, второй быстро затолкал в рот, после чего последовало паническое бегство.
– Лоботрясы, – проговорил Гугуница, переводя дыхание. Краски постепенно возвращались на его лицо. Он кивнул в сторону стола: – Устраивайтесь, берите себе кружки.
Он наклонился над ящиком и после долгих поисков обнаружил там две хлебные лепешки и плачевный огрызок чесночной колбасы. Затем поплюхал водой в чайнике и объявил:
– Еще горячий.
Мэгг Морриган между тем выкладывала на стол пирожки и выставляла бутыли с сидром.
– Какая роскошь! – обрадовался Гугуница, увидев пирожки. – А здесь что?
– Сидр, – сказала Мэгг Морриган.
Гугуница огорчился.
– Пока не кончится смена – нельзя, – решительно произнес он. И спустя миг столь же решительно добавил: – Впрочем, под пирожки и совсем немного… Наливай!
И сам ловко разлил сидр по немытым кружкам.
Угостившись как следует, бригадир уселся на ларе, как полководец на боевом барабане, и весело уставился на пришельцев.
– Стало быть, вы с верхотуры, – заметил он, хотя об этом речи до сих пор не шло. – М-да… Так вам в торговую факторию? Сами видите, какая тут у нас… чехарда! Человека вам выделить не могу – сейчас все на счету. А отправить одних – не имею права: пропадете! Да и явились вы рановато. Вам разве не сообщали, что сапфиры ожидаются только к началу зимы?
– Погоди-ка, – заговорил Зимородок. – Для начала проясним суть дела. С кем вы ведете торговлю?
Гугуница моргнул пару раз пьяновато.
– С верхотурними, – сказал он. – Которые наверху. Верзилы.
– С Огнедумом? – зловещим шепотом осведомился Людвиг.
Гиацинта предупреждающе погладила его по губам тонкими пальцами.
– Мое дело – добыча, – ответствовал Гугуница. – А вы, значит, не по торговой надобности?
– Положим, нет, – сказал Зимородок.
– А по какой, в таком случае? – спросил Гугуница совершенно трезвым голосом.
– Кстати, некоторые из нас тут тоже кое-что смыслят в горном деле! – вмешалась Марион. – И нечего тут из нас дурачков делать, если вы бригадир! Невелика птица! Я тоже сызмальства путешествовала на пирожковые копи и разбираюсь!
– Ух, ух! – радостно удивился Гугуница. – Ладно, сам провожу вас до начальства. Разбирайте пока каски.
И ушел – видимо, что-то улаживать. Он явился довольно скоро, озабоченно оглядел пришельцев, поправил каску у Марион, затянув ремешок потуже. Та осведомилась, как ей после этого прикажут дышать, но Гугуница не то не расслышал, не то попросту не обратил внимания.
– Готовы? – спросил он, явно думая о чем-то другом, и тотчас направился к выходу.
У тоннеля уже ожидала вагонетка, почти доверху загруженная щебенкой. Ни слова не говоря, Гугуница полез в нее. Путники переглянулись. Гиацинта поджала губы. Гловач покрепче вцепился в свою лютню: почему-то сразу возникла и насмерть перепугала мысль о том, что в случае крушения пострадает подарок фей. Мэгг Морриган храбро улыбнулась Штрандену, а тот смущенно опустил голову. Вообще все были в некоторой растерянности и даже Мирко глядел на Борживоя, словно искал у того совета.
– Эх! – воскликнул пан Борживой. – Где наша сливицкая не пропадала!
И полез через низенький бортик. За ним последовали остальные. Гугуница был погружен в свои сложные думы.
– Ну что, едем? – спросил он, на миг обратившись мыслями к происходящему, и махнул кому-то рукой. У колес вагонетки завозились, снимая «башмак». Сперва медленно, а потом все быстрее она покатилась под уклон в темноту и вскоре разогналась уже значительно. Марион вцепилась одной рукой в тугой ремень каски, а другой – в холодный край вагонетки. Мимо пролетала тьма, густая и мягкая. Неведомая сила уверенно и плавно направляла колеса. Иногда вдруг попадались узкие шахты где-то сбоку или впереди, и тогда сероватый дневной свет на мгновение крал у темноты неровный бок грубо обработанной скалы или балку, но тревожащее видение тотчас скрывалось, и вновь продолжались полет, безмолвие и темнота.
Потом движение начало замедляться. Повизгивали, разбрызгивая искры, тормоза. Впереди заплескал свет, словно освобождение от долгого плена. Гугуница потянул на себя рычаг. Раздался адский скрежет, и вагонетка, сильно встряхнувшись, остановилась. Гугуница выскочил и, не говоря ни слова, направился в контору. Прочие остались сидеть на груде щебня, не вполне понимая, что им сейчас следует делать.
Вскоре из конторы выбежал, как ужаленный, еще один колобашка. Он был одет в длинную, ниже колен, кожаную куртку, расшитую сверкающими камнями. В четырех местах полы куртки были разрезаны почти до талии, открывая взору широкие штаны из блестящей ткани, похожей на рыбью чешую. На голове этот колобашка также имел каску.
Из-под каски глядело встревоженное лицо, бледное, немного одутловатое и как будто болезненное. Он поспешно приблизился к вагонетке, несколько раз сильно выдохнул, раздувая щеки, затем извлек из-за пояса белый платочек и обтер им лицо. Гугуница за его спиной проговорил:
