Ашвараву был все еще у ворот, его конь колотил в них копытами, а сам предводитель мятежников, несмотря на очевидное изменение ситуации, криками подбадривал товарищей.
В этот момент Вэй Атанн и думать забыл о мистике. Он рванулся по стене в сторону ворот, расталкивая попадающихся на пути стражников и не обращая внимания на нескольких тогайранцев, успевших взобраться на стену и сейчас яростно сражающихся с теми, кто ее оборонял. Остановившись над воротами, чежу-лей посмотрел вниз.
Сейчас его интересовало только то, что происходило там.
Ворота распахнулись, солдаты Вэй Атанна вырвались из города и атаковали тогайру, обтекая Ашвараву, яростно размахивающего мечом и наносящего смертоносные удары.
Злобно улыбаясь, чежу-лей прыгнул вниз.
Приторочив лук к седлу, Бринн неистово рубила противников мечом. Теперь, когда через распахнутые ворота хлынули солдаты, бой шел на небольшом участке около них.
Однако пока бехренцев было слишком мало, чтобы одолеть нападающих.
Но замеченные девушкой факелы неумолимо приближались с севера и юга; стало ясно, что нужно срочно отступать.
В самой гуще сражающихся она увидела Ашвараву; тот яростно рубил мечом, нанося один разящий удар за другим. Предводитель бунтовщиков возвышался над всеми, словно Бог среди простых смертных; это зрелище завораживало настолько, что Бринн засомневалась, стоит ли прислушиваться к внутреннему голосу, призывающему немедленно отступить. Может, командир каким-то чудом выведет их из этой кровавой заварухи?
И вдруг кто-то спрыгнул сверху, со стены, и умелым ударом свалил Ашвараву на землю.
Девушка помчалась в сторону ворот, но наткнулась на двух бехренцев; пришлось пустить в ход меч.
К тому времени, когда она получила возможность взглянуть в сторону ворот, Ашвараву и спрыгнувший сверху воин стояли, как бы примериваясь друг к другу. Предводитель мятежников выхватил из-за спины боевой топор.
Однако чувствовалось, что с ним что-то не так; возможно, Ашвараву был ранен. Почти ни один его удар не достигал цели.
Его противник ловко увертывался от топора, а затем, неожиданно нагнувшись, сделал выпад и нанес Ашвараву удар кривым мечом. Тот сложился вдвое, а нападающий неожиданно выбросил вперед руку с мечом и наотмашь рубанул его по лицу.
Глаза тогайранки застлал туман. Это было ужасно — видеть, как их предводитель стоит, обливаясь кровью.
А потом Бринн буквально оцепенела: новый удар снес голову Ашвараву с плеч.
Девушка пришпорила коня, крича, чтобы тогайру немедля отступили от города. Большинство соплеменников, услышав ее слова, сумели вырваться из гущи сражения, развернули коней и поскакали на запад.
Бринн надеялась найти своего единственного друга — мистика, незаметно ставшего для нее больше чем просто единомышленником. Но его нигде не было видно — ни на стене, ни среди отступающих.
Наверное, он погиб или захвачен в плен, решила тогайранка. Если это так, здесь ей больше делать нечего.
Вырвавшись из свалки, Бринн снова взяла в руки лук, развернулась в седле спиной по ходу движения и принялась осыпать бехренских солдат стрелами. Она успела сделать около десятка выстрелов, прежде чем оказалась вне пределов досягаемости и услышала, что звуки сражения возобновились с новой яростной силой. Девушка развернула Крепыша и поскакала обратно, думая только о том, чтобы помочь товарищам. Однако очень скоро она поняла, что те обречены.
Ряды солдат из Хасинты надвигались на отступающих тогайру с севера и с юга, словно смертоносные челюсти капкана, смыкающиеся на горле пойманного зверя. Со слезами на глазах, решив, что все кончено и осталось только достойно умереть, Бринн бросилась в гущу сражения.
Она дралась так яростно и умело, что вскоре вокруг нее образовалось пустое пространство — противники предпочитали отступать, а не вступать с ней в схватку.
Однако тогайранка начала уставать, сказывалась потеря крови от многочисленных ран — браслет поври уже просто не успевал защищать девушку от сыплющихся на нее ударов. Ей в бок, сломав два ребра и проткнув легкое, вонзилась стрела. Перед глазами Бринн все поплыло.
Она повисла на шее Крепыша, погрузившись в водоворот боли — настолько, что не заметила могучего бехренского всадника, устремившегося к ней с поднятым мечом.
Для чежу-лея Дахмеда Блая наступил момент, долженствующий немало возвысить его в глазах соратников. Эта тогайранская женщина сражалась поистине героически, чему было множество свидетелей. Чежу-лей сумел оттеснить ее от остальных тогайру, ранил выстрелом из лука и теперь на глазах у всех собирался убить — она будет его личным трофеем.
Дахмед Блай вскинул меч над головой и подскакал к пегому тогайскому пони.
И тут перед ним буквально взлетел в воздух какой-то человек.
Вспрыгнув на спину Крепышу позади обмякшей Бринн, Астамир вцепился левой рукой в луку седла, чтобы сохранить равновесие. Резко выкинув в сторону правую ногу, он оттолкнул коня ошеломленного чежу-лея и ребром ладони с такой силой ударил воина, что сломал тому шейные позвонки, а затем обнял девушку и пришпорил коня.
За их спинами тело мертвого чежу-лея свесилось с седла, зацепившись ногой за стремя.
Оказавшись вдали от поля битвы, Астамир осторожно опустил раненую подругу на песок.
Погрузившись вглубь себя, он воззвал к источнику внутренней силы, направил ее поток в ладони и принялся мягко массировать бок тогайранки, откуда все еще торчала стрела. Он понимал, что нужно извлечь стрелу, но прежде хотел передать Бринн часть своей жизненной энергии.
Мистик заставил себя отключиться от всего и сосредоточился только на девушке, вливая в нее энергию.
И вдруг замер, широко распахнув глаза. Он понял, что не один бьется за жизнь Бринн, что его поток исцеляющей энергии не единственный, вливающийся в ее тело.
Берет! Астамир внезапно осознал, что красный берет на голове тогайранки обладает магической силой.
Он едва не рассмеялся, только сейчас открыв для себя истинную причину невероятной выносливости поври. Однако радоваться было рано, поскольку даже с помощью магического берета дело продвигалось не так быстро, как ему хотелось.
Мистик трудился над исцелением девушки около часа. По прошествии этого времени он почти изнемог, зато ему удалось извлечь стрелу. Астамир поднял Бринн, положил на спину Крепыша, взял поводья и повел пони на юг.
Весна уже сменилась летом, когда мистик и Бринн добрались наконец до Огненных гор. У подножия лестницы в пять тысяч ступеней, ведущей к Обители Облаков, Астамир снял упряжь с пони и легонько шлепнул его по крупу, посылая туда, где на свободе бегали дикие кони.
