Бросок, уход, вспышка за спиной, еще одна объятая пламенем цель отправилась к земле, разваливаясь на лету.
Сколько стоит один дирижабль? Точно не знаю, но немало. А гарпун — копейки. И у меня их еще десять штук. Еще совсем недавно я бы и помыслить не мог, что мне когда-нибудь придется сжигать людей десятками, а теперь я под прикрытием ночной тьмы зависаю над громоздкими летательными аппаратами и делаю роковой взмах, после чего спешно ухожу из места, где вот-вот станет жарко и больно.
Самое странное в этом то, что ни эти солдаты, ни Директория не сделали мне ничего плохого. Но я почему-то не испытываю ни малейших колебаний. Отношусь к этому как к работе. Втянулся.
И временами эта работа становится захватывающей. Вот как сейчас. Флот воздушных голиафов атаковал дерзкий москит, и те не знают, как его прикончить. Пулеметы надрываются, стрелки сжигают сотни патронов, но все тщетно: я достаю третью цель и опять ухожу в сторону, чтобы, чуть выждав, заняться следующей.
Один из дирижаблей делает отчаянный маневр, устремляясь носом к земле. Должно быть, там кому-то что-то померещилось, у страха ведь глаза велики. Слишком резко он сорвался с курса, что-то трещит, рулевая тяга бессильно обвисает, темная туша несется к земле, паникующая команда пытается что-то сделать, но лишь ухудшает ситуацию: исполинская сигара начинает вращаться вокруг своей оси и в красивом штопоре обрушивается на горящий городской квартал. На этот раз водород не просто пылает, он занимается мгновенно, со взрывом, разливаясь огненным облаком.
Краем глаза наблюдая за фееричной гибелью цели, которую не поразил, совершаю первый промах — гарпун попадает во что-то твердое, скорее всего, одну из балок, на которых покоится корзина со стрелками. И попадает неудачно: отскакивает, скользит по баллону, срывается, летит к земле.
Стрелки меня не видят, но стараются попасть туда, где вспыхнул огонек спички. Наивные, я на таких местах не засиживаюсь. Ухожу в сторону, даю зрению прийти в себя. Даже краем глаза не стоит смотреть на гибнущие дирижабли, слепит отчаянно.
Следующая цель тоже избежала моей кары. Обе эскадры опасно снизились, надеясь, что меня начнет подсвечивать пламя городских пожаров. Но этим они лишь навредили себе: артиллеристы Грула и маги начали работать по удобно подставившимся целям. Били они с окраин, не затронутых минной диверсией и обстрелами, вряд ли там кто-то пострадал. Все живы, полны сил и желания сражаться. Хрустальные амулеты Этико работают недолго, но на этот срок солдаты становятся чуть ли не берсеркерами.
Один дирижабль получает прямое попадание в гондолу: снаряд разносит в щепки ее бок, мгновенно вспыхивает газ, вытекающий из рассеченного осколками баллона. Второй загорается по непонятной мне причине: или маги поработали, или сквозная пробоина от артиллеристов с последующим возгоранием.
А я достаю новую цель, и теперь в воздухе одновременно горят три дирижабля.
Для оставшихся эта картина слишком неприятна. Сбрасывая бомбовый груз куда попало, они спешно поднимаются, разлетаясь в разные стороны. Огонь с земли становится неэффективным, но я все еще здесь, и у меня преимущество по скорости и маневренности.
Догоняю, удачно отрабатываю, ухожу к следующему. Догоняю и его, и тоже удачно. Горящая туша падает на пастбище, а я кручу головой, выбирая следующую цель.
И ничего не вижу. Окружающий мир быстро темнеет, лишь очаги пожаров видны во всей красе, но языки пламени время от времени покрываются разноцветными разводами, будто дефект изображения в кинофильме.
Все — действие эликсира вот-вот прекратится. Я стану таким же слепым, как и прежде. Талашаю ночная мгла нипочем, но надеяться лишь на его глаза нельзя. Пора прекращать это избиение незрячих.
А жаль, я ведь еще не все гарпуны израсходовал.
Мое место на станции, туда и направляюсь. Бронепоезда там уже нет, я вижу, как он медленно движется по южной окраине, его вспомогательные орудия время от времени сверкают, отправляя снаряды во мрак. Главный калибр молчит, для его работы надо останавливаться. А может, большие пушки так и не успели довести до ума. Не важно, мы победили и без них.
Пылают позиции дальнобойной артиллерии, спрятанные километрах в пяти-шести от города; захлебнулась атака на станции, на поле между опушкой леса и рельсовыми путями остались сотни фигурок, иссеченных осколками и пулями; по всем окраинам бегают перепуганные лошади, оставшиеся без седоков, — кавалерия Директории планировала рубить разбегающихся из горящего города повстанцев, но планы вражеского командования накрылись медным тазом.
На землю я попал в состоянии слепого крота. Но это сейчас не сильно мешало, ведь пожаров вокруг столько, что в фонарях и факелах мы не будем нуждаться до утра.
Дело сделано. Мы взяли то, что осталось от Таквариса. Мы победили.
У меня новое задание. То, которое было обещано после появления Зиппи.
Мне приказано освободить из заточения его друга. И сделать это надо как можно быстрее. Мы ведь не просто взяли Такварис, мы нанесли при этом сокрушительное поражение армии Директории. Противник потерял всю тяжелую артиллерию и большую часть полевой, под городом остались тысячи солдат, и тысячи попали в плен. Покалеченных и дезертировавших никто не считал.
Разгрома избежали несколько кавалерийских частей, они смогли уйти лишь благодаря скорости. Несколько обескровленных пехотных подразделений с кадровым составом, набранным в метрополии, пытались отходить организованно по дорогам, оставляя за собой обреченные на смерть заслоны. По пути бросали повозки и выведенные из строя орудия, им не хватало лошадей. Местные, до этих пор не проявлявшие бунтарских наклонностей, внезапно показали зубы и не помогали ничем, угоняя скот на дальние пастбища. При попытках реквизиций доходило до перестрелок. Пули в солдат летели и просто так, безо всякого повода. В колодцы, откуда черпала воду армия, сыпали крысиный яд; старухи плевали в посеревшие от усталости лица зеленых юнцов; раненым, которых оставляли в домах мирных жителей, резали глотки, едва отряды правительственных войск скрывались за углом.
Обыватели определились с тем, кто здесь теперь самый главный, и спешили выказать приближающемуся Грулу свою запоздалую преданность.
Также спаслись жалкие ошметки воздушного флота, но время дирижаблей прошло, последний бой со всей очевидностью продемонстрировал всю бесполезность этих исполинов в такой войне. Эффективные против повстанцев, не имеющих артиллерии, они ничего не могут сделать против полноценной армии.
