– В Зайцеграде тебя это не смутило.
– Ну, там…
– И в обозе тоже.
– Да, но…
– А что, хорошая идея, – поддержал Жар. – Я сам с удовольствием приду, послушаю.
– Нет, я не могу… – Рыска осеклась, внезапно осознав: может. И очень-очень хочет!
Крысюк, напротив, охотно оседлает любую доступную крысиху, почти не тратя время на ухаживания.
Там же
Рыска с утра была сама не своя: все роняла, на все натыкалась и попеременно донимала Жара и Алька:
– А какую мне вначале рассказать – про медведя или про трех тсецов? А сколько их вообще надо? А страшные можно рассказывать или только веселые?
– Не волнуйся, – успокаивал ее друг, – у тебя все сказки хороши. Какая на душу ляжет, ту и расскажешь.
Саврянин молча закатывал глаза (сегодня на Рыску это не действовало, ей предстояло испытание похлеще), в конце концов цинично огрызнувшись:
– Ты лучше подумай, что тебе надеть. Чтоб и выглядела прилично, и немаркое.
– А немаркое почему? – удивилась девушка.
– Гнилая картошка лучше отстирается.
Рыска дрогнула, но послушно полезла перебирать свое добро. Его оказалось не так-то много: дорожная рубашка и штаны, простенькое домашнее платьице на смену тому, что на ней сейчас, полотняное, безо всякой вышивки, и, в самом низу ларя, свадебное платье, бережно отчищенное от грязи. Девушка к нему даже пояс на дощечках соткала, обережный, из белых, красных и черных ниток.
Рыска случайно кинула взгляд на Алька, увидела выражение его лица и поспешила спрятать платье на место. Хотя что он в ринтарских обычаях понимает, и вообще – она ж не за него замуж выходить будет! А жениху оно наверняка понравится. Вон Жар и то одобрил, хоть он и горожанин!
– Может, штаны и рубашку? – рискнула предположить она.
Саврянин скривился:
– Только не эти.
– Почему?
– Тусклые. А менестрель должен с порога взгляд притягивать.
– Ты же только что говорил, что одежда немаркая быть должна? – запуталась девушка.
– Немаркое и ярким может быть, пестрым. Вон как юбки у цыганок.
– Но у меня ничего такого нет… – растерянно протянула Рыска. Она частенько заглядывалась на броские, крикливые наряды некоторых горожанок, представляя, как такие платья смотрелись бы на ней. Однако полагала – для них следует быть либо более знатной, либо менее приличной.
– Так пойди купи.
Девушка вначале опешила от такого простого решения, а потом обрадовалась, как ребенок:
– А можно?!
– Ох-х-х… – Альк выдал свой коронный уничижительный вздох, но опять-таки впустую.
Окрыленная Рыска запорхала по дому, как залетевшая в окно ласточка. Надо быстренько-быстренько тут разгрести и бежать на рынок, пока все получше и подешевле не разобрали! До вечера-то всего пятнадцать лучин осталось! Упал ухват, ларь сомкнул челюсти на крае абы как заброшенного в него платья, а натягивать башмаки девушка уселась прямо посреди кухни. Мужчины едва успевали шарахаться с Рыскиного пути.
– Хозяйских коз напоите и подоите! – крикнула девушка уже с порога. – А то я не успела! – И умчалась, не дожидаясь ответа.
Жар с Альком мрачно переглянулись.
– Ты умеешь доить коз? – с большим сомнением спросил саврянин.
Жар неопределенно пожал плечами:
– Коров когда-то пробовал.
– Пробовал или доил?
– Доить пробовал! Достал уже со своими шуточками.
– Ладно, тогда я напою, а ты подоишь.
– Почему это?!
– Потому что у тебя хоть какой опыт имеется.
– А что мешает тебе тоже им обзавестись?!
– Я доить не буду, – отрезал Альк. – Скажи спасибо, что хоть воды принесу.
– Рыска же нас обоих попросила!
– Но ты согласился, а я нет.
Жар понял, что лучше заткнуться, а то действительно и к колодцу самому идти придется.
Пасти коз во время своего отъезда хозяйка не требовала – ничего с ними не сделается, если день-другой в хлеву постоят. Целее будут. Сена им Рыска уже подкинула, веток с ближайшей ветлы наломала; налила б и воды, но в доме она закончилась.
Жар снял с полки подойник и, даже не удосужившись в него заглянуть, нехотя побрел к сараю.
Козы встретили парня настороженно. Обрадовался только козел, но для него у вора сегодня не было ни дела, ни пряника. Закрыв нижнюю створку двери, парень оттеснил в угол самую покладистую, старую козу, подсунул под нее подойник и наклонился, изучая место работы. Разница с коровами оказалась большей, чем Жар думал. Коза повернула голову и тоже поглядела на парня – снисходительно, чуть ли не с жалостью.
– Но-но, – сердито прикрикнул на нее смущенный вор, – жуй давай свою жвачку! Сейчас… разберемся.
Коза честно попыталась выполнить приказ, но тут же поперхнулась, и морда у нее стала еще более озадаченная. Жар попробовал сменить тактику – перебирать пальцами, а не тянуть, и в подойник наконец брызнула первая хлипкая струйка.
– Ага! – возликовал вор и принялся за дело двумя руками. Коза его оптимизма не разделяла, но покорно терпела, время от времени вздрагивая и потрепыхивая хвостиком.
В хлеву потемнело – вернулся Альк и заглянул через створку, интересуясь доярскими успехами.
– Да у тебя же там таракан плавает! – возмутился он.
– Где?! Ох ты дрянь… – Жар попытался подцепить таракана пальцами, но тот проявил недюжинный талант ныряльщика.
– Выливай, – с гадливой гримасой велел Альк, – хоть бы глядел, куда доишь, дурак.
– А может, он с козы упал? – обиделся Жар больше на «дурака», чем на приказ.
– Скажи еще, что выдоился.
Вор досадливо выплеснул молоко в навоз. Подумаешь, один маленький тараканчик… Если бы незаметно выловил и выкинул, никому бы от этого молока не поплохело. Но мы же высокородные, мы же привередливые…
Подойник снова начал наполняться, медленно и печально. Альк поглядел-поглядел на это дело, заскучал и, приоткрыв створку, опорожнил ведро в корытце для воды. Животные кинулись пить, старая коза тоже заинтересованно подалась вперед и встала одним копытом в подойник – а под яростный вопль Жара и другим.
– Доил бы уж сразу на пол, – с ухмылкой посоветовал Альк.
– А какого Сашия ты им ведро показал?!
– Я думал, ты ее держишь.
– Чем?!
– Проповедью, – ехидно предположил саврянин.
Жар в третий раз принялся за работу, еле сдерживаясь, чтобы не запустить в него подойником.
Молоко в козе наконец кончилось – и неизвестно, кто ощутил от этого большее облечение. Старушка поспешила удрать за ясли с сеном, а вор нацелился на следующую жертву, молоденькую норовистую козочку. Увы, она материнского человеколюбия не унаследовала и для начала в притворном ужасе забилась задом в угол, а потом внезапно пошла на прорыв, устремив рога в самое чувствительное место мучителя. Жар успел выставить колено, но все равно взвыл от боли. Даже два раза: негодяйка оказалась такой костлявой, что, когда вор стукнул ее по хребту, в ладони хрустнуло. Догадавшись, что сейчас с ней сделают что-то очень плохое, козочка резко сменила тактику и замерла как вкопанная – на, мол, дои, в чем проблема-то? Жар замахнулся на нее еще раз, но решил пользоваться, пока дают, а ввалить заразе и потом можно. Потряхивая онемевшей рукой, вор кое-как принялся за дело, и вскоре козьи сосцы обвисли тряпочками – при полном вымени.
