…Галера останавливается так резко, что с нее в воду горохом падают сгрудившиеся на носу арбалетчики. В тот же момент шлюпка ощутимо чиркает по дну килем. Гребцы торопятся отвернуть на глубину, огибая мель.
— Повезло, — вздыхает Неккара. После гибели боцмана все почему-то признали ее главенство. Нельзя сказать, что она испытывает от этого удовольствие (каждое движенне наспех перевязанной рукой заставляет бледнеть от боли), но и не отказывается, отлично понимая, что больше некому: остальными в лодке оказались юнцы — сверстники Тетрика или чуть постарше. — Вон там дома к самой воде подходят, видите? Правьте туда.
— А кто там? — спрашивает Тетрик. — В городе вроде полно темесцев.
— Не знаю. Но в порту, похоже, уже хозяйничают наши. Проберемся туда по суше.
Лодка касается берега, удачно миновав мель. Там, на море, сражение продолжается, но отсюда невозможно увидеть сколько-нибудь значительную часть битвы сразу. А вот что творится в городе, никто из уцелевших матросов «Неистового» не знает. В городе слышится приглушенный домами грохот канонады…
— Нек, ты знаешь город? — спрашивает Тетрик.
— Я знаю, — отвечает Аэлла. Ее одежда, закопченная, мокрая и прожженная искрами, превратилась в лохмотья, только сверкающие на испачканных руках тонкие золотые браслеты выдают блистательную храмовую танцовщицу. Впрочем, растрепанный юнец в замызганной кровью и сажей одежде, Тетрик такового напоминает еще меньше. Ну, а в Неккаре сейчас куда больше от офицера, чем от скромной храмовой целительницы.
— Веди, Аэ. Тетрик, ты лучше всех умеешь лазить по подворотням, будешь смотреть, нет ли впереди врагов. Остальные понесут раненых.
Они пробираются грязными припортовыми улочками, вдоль которых громоздятся гниющие отбросы и текут помои. Грохот боя перемещается из порта вглубь города. Неккара хранит молчание, но по улыбкам на лицах матросов безошибочно определяет, что это значит: десант в порту не просто добился успеха, а уже очищает город от врага.
Если бы не дальняя канонада, город показался бы вымершим. Только раз в грязном тупичке мелькает чья-то крысоподобная тень — и тут же скрывается за огромной грудой гниющих отбросов.
Тетрику повезло. Он обнаруживает отделение темесских латников, прочесывающих приморские кварталы, прежде, чем они заметили отряд Неккары. Он бесшумно бросается назад — точно так же, как когда-то с сестрой (не так уж и давно — прошлой весной), прятались от рыночной стражи, после того, как удачно стащили на рынке хлеб. Воспоминание оказывается столь неуместным, что Тетрик усмехается.
— Нек, — обращается он к предводительнице. — Там засада.
— Боюсь, тут тоже, — побледнев, говорит она, указывая в противоположном направлении.
Узкую улочку сзади перекрыл взвод вражеских латников. Эрхавенцы выхватывают из ножен мечи, хотя ясно, что это ничего не изменит. Бездоспешные матросы, вооруженные лишь легкими морскими клинками, уставшие и по большей части раненые, не устоят против полнокровного, свежего взвода латников в полном вооружении. Убегать тоже бесполезно: не очень-то побегаешь, когда половина отряда — неходячие раненые.
— Похоже, пришли, — обронил кто-то. И, уже темесцам, крикнул: — Ну же, отродье темесское! Что, все равно боитесь?..
Темесцы опускают копья и медленно двигаются вперед. Так, будто слова матроса послужили командой.
Глава 4. Крейтон и Атталика
Командор Марио Лангольяни доволен выбором тавалленцев. Позиция для береговых батарей особой мощности вполне подходящая. Орудия уверенно достреливают до середины пролива. Любой, у кого хватит мозгов напасть на город с моря, угодит под прицельный огонь восьми четырехорудийных батарей. Если учесть, что каждый «подарочек» — стафунтовое раскаленное ядро — способен при известном везении отправить на дно даже линкор, штурмовать город с этого направления гиблое дело, пока у защитников батарей остается хотя бы одно ядро. Пушки упрятаны в сложенные из гранитных глыб капониры, способные выдержать прямое попадание такого же ядра, и не одного. Пожалуй, мощнее укреплены такие пушки только в Эрхавене, но там менее удачная позиция, да и сами капониры хуже замаскированы.
А чтобы орудия не палили вслепую, по площади (по опыту Лангольяни знает, что это почти бесполезно, только боеприпасы зря переводить), оборудована тщательно замаскированная вышка, с которой, тем не менее, открывается вид на весь пролив. Пока на этой вышке стоит наблюдатель, днем в пролив незаметно не проскочить (а ночью через весь пролив протягивают толстую железную цепь).
Чего тавалленцы не предусмотрели, так это измены одного из первых людей города, который приказал сдаться артиллеристам. Благодаря этому десант в порту прошел без сучка и задоринки, чего Джустиниани не мог и предположить. Орудия, пристрелянные по квадратам еще тавалленцами, пока молчат. Надо, чтобы эрхавенцы, теснимые флотом Джустиниани, подошли к батареям поближе. Тогда им покажут, как нападать на почитателей пеннобородого Лаэя.
— Господин командор, — раздается сверху голос корректировщика. В бою, конечно, никто его не услышит, понадобятся гонцы, но, пока тихо, можно не усложнять себе жизнь. — Эрхавенцы что-то делают…
— Что ты видишь? — хмуро спрашивает Лангольяни. «Надо ставить другого: не дело, когда говорят, что эрхавенцы что-то делают, а не докладывают, что именно».
— Лодки, господин командор, — докладывает парень. — Около дюжины, курсируют между эрхавенскими прамами и северной частью города.
— Что везут?
— Не видать, господин командор. Наверное, людей.
Что ж, на месте Элрика он бы поступил также. Эрхавенец не дурак, знает, что район порта пристрелян, и выбрасывает десант на севере. Быстро людей со шлюпок не высадишь, и если удачно накрыть место десантирования, можно сорвать атаку еще до ее начала. Конечно, из больших орудий бить по солдатам — все равно, что из пушки по воробьям, но при десантировании на берегу обычно бывает не протолкнуться, и ядра, обрушив прибрежные строения, умоют нападающих кровью.
…А ведь они высаживаются в зоне досягаемости береговых орудий. На пределе, конечно, но достанут.
— Разворачиваем пушки! — приказывает комендор.
— Но Джустиниани приказал… — пытался возражать помощник.
— Джустиниани не предвидел десанта. Разворачиваем. Это приказ.
Механизмы, позволяющие разворачивать махины по двадцать тысяч фунтов весом, со скрипом приходят в движение. Огромные стволы дрогнули и медленно поползли влево и вверх: предстоит стрелять на предельную дальность. Даже хорошо, что медленно. Пусть эрхавенцев высадится побольше, толпа на плацдарме станет больше и плотнее. Тем больше будут потери, когда накроют стафунтовые раскаленные ядра, на голову врагам посыплются осколки и обломки. Тем труднее будет собрать разгромленные войска и бросить их в контратаку. Нужно ударить в момент высадки последней партии десантников, чтобы накрыть на мелководье и лодки с солдатами. А если пехота вовремя атакует после артналета, можно вообще прикончить весь десант…
