— Надо будет поговорить об этом, — пробормотала графиня. — У меня и правда есть идея.
Робан понятия не имел, о чем она; и его задевало то, что Валери, по-видимому, это знает. Он вечно оказывался в унизительном положении человека, которому оставляют заниматься деталями и мелочами; его окружали люди, мысли которых, быстрые как ртуть, без усилий мчались по путям, для него недоступным.
Графиня в упор смотрела на Валери; она тоже заметила его улыбку.
— Я хочу сказать, если Бертран не придумал то же самое задолго до меня. — Ее тон был далеко не таким суровым, каким, по мнению Робана, ему следовало быть.
Это ее слабость, подумал он уже не в первый раз: она слишком любит своих галантных, безответственных дворян и поэтому не может ими править должным образом. А Бертран де Талаир среди всех был особым случаем.
— Уверен, — любезно ответил Валери, — что все свои мысли по поводу Валенсы Бертран изложит вам, как только приедет. Полагаю, нам следует ожидать его к концу дня.
— Я скорее думаю, — сухо заметила Синь де Барбентайн, — что он вместо этого согласится поставить меня в известность о тех мерах, которые он уже принял. Точно так, как он поступил с теми стихами, которые чуть не погубили его этим летом. Между прочим, — она повернулась к Робану, — это важно: я хочу, чтобы стражники Барбентайна следовали за герцогом Талаирским, куда бы он ни пошел во время ярмарки в течение этого месяца. Не в знак пренебрежения к его собственным коранам, но всякий, кто строит планы против него, должен убедиться, что мы за ним наблюдаем. — Робан кивнул головой. Это разумно; он любил, когда она отдавала ему разумные приказы.
— Рюдель Коррезе едет вместе с Делонги, — небрежным тоном заметил Валери, словно невзначай. — Они были все в одной компании с Андорией.
— Чудесно, — запальчиво воскликнула графиня. Робан получил удовольствие при виде того, как она гневается на кого-то другого, хотя кузен Бертрана был совсем не подходящей целью. — Мне его тоже не пустить на ярмарку? Проведем эту неделю, восстанавливая против себя все знатные семьи Портеццы? — Синь де Барбентайн редко выходила из себя, но Робан чувствовал, что именно это сейчас происходит. Его порадовало то, что она понимает и разделяет его беспокойство. Он снова разгладил дублет.
Валери покачал головой.
— Блэз де Гарсенк говорит, что этот человек здесь ничего не сделает. Что Коррезе слишком осторожны, чтобы рисковать своими доходами, нарушая перемирие. Он считает, что Рюдель, вероятно, все равно разорвал контракт.
— Почему он так думает? — с беспокойством спросил Робан. — Никто из этой семьи не пожертвует двумястами пятьюдесятью тысячами золотом.
Валери сделал виноватое лицо.
— Я подумал о том же, господин канцлер. Но Блэз мне сказал, что очень хорошо знает Рюделя Коррезе. Он не видит опасности с его стороны сейчас.
— Мы настолько доверяем этому корану из Гораута, а?
— Хватит, Робан! — Он осознал свою ошибку, как только она заговорила. Зревший в ней гнев внезапно обрушился на него. Всегда так случалось, словно он был безопасной мишенью. И это правда, с грустью подумал он. Это правда уже много десятков лет. Когда-то он спрашивал себя, знает ли его жена, как он относится к графине, и если знает, трогает ли ее это. Он уже давно не думал о таких вещах.
— Мы не пойдем опять по этому пути, — сурово произнесла Синь. — Этот человек — не просто коран из Гораута. Он — сын Гальберта де Гарсенка, и если у нас есть хоть какая-то надежда вызвать раскол в Горауте, то она в этом человеке. Если он нас предаст, я перед смертью признаю, что ты был прав. Этого достаточно, Робан? Это тебя устроит?
Канцлер с трудом сглотнул. Он всегда так себя чувствовал, когда она набрасывалась на него. Когда он был моложе, то иногда даже плакал за закрытыми дверями своих апартаментов после разговора с ней. Теперь он уже этого не делал, но иногда ему хотелось. Ужасное признание, подумал канцлер, для человека его возраста и положения. Он спросил себя, если бы она знала о его головных болях, проявила бы она больше сочувствия, может быть, немного доброты? Если бы он ей о них сказал.
Синь не могла припомнить, чтобы Робан когда-либо был таким утомительно упрямым при жизни Гибора. Но, с другой стороны, тогда ей не приходилось так часто иметь с ним дело; он был просто умелым администратором на заднем плане, а Гибор был не из тех правителей, советники которых могли настаивать на своем несогласии. Похоже, она слишком зависит от Робана; возможно, он чувствует, что она слаба и нуждается в том, чтобы теперь он стал сильнее. Она не знала наверняка, она не слишком много размышляла об этом. Он был рядом, он всегда был рядом, и она знала, что ему можно доверять, что порученное ему дело будет сделано хорошо, если это вообще возможно. Сегодня он выглядел слегка раскрасневшимся, и под глазами у него появились круги. У нее мелькнула мысль поинтересоваться, когда она смотрела, как он привычным жестом разглаживает грудь своего безупречного дублета, не перегружен ли он работой — обычная судьба ответственных мужчин.
Собственного говоря, она и сама не чувствовала себя особенно сильной в данный момент, но никто не должен был это видеть или догадываться об этом, даже Робан, даже Валери.
— Вызови Борсиарда д'Андория в Люссан, — приказала она канцлеру. — Я дам ему аудиенцию здесь. Я не стану прогонять его указом или декретом. Он услышит это от меня в моем замке.
Это и произошло позднее в тот же день. Борсиард ворвался в зал приемов в страшном гневе и продемонстрировал крайне неприятные манеры. Он требовал осуждения и смерти Бертрана де Талаира за убийство трех сеньоров Андории. Он действительно считал, что она с ним согласится, поняла Синь. Он рассматривал ее как женщину, женщину, которую он может запугать своей яростью и заставить сделать то, чего он хочет.
Осознав это, она почувствовала холодный гнев, необходимый ей для того, чтобы обуздать портезийца. И ей это удалось. В прошлом она справлялась с мужчинами покрепче его. Как только она начала говорить, медленно и ее отмеренные слова, подобно камням, начали падать в тишине зала, вся бравада Борсиарда куда-то испарилась.
— Забери своих людей и товары и уезжай, — сказала она, обращаясь к нему с древнего трона правителей Арбонны. — Тебе не разрешат торговать и заключать сделки на ярмарке, законы которой ты так возмутительно нарушил. Люди, которых убили, должным образом наказаны герцогом Талаирским, который в данном случае действовал от нашего имени, как и все сеньоры Арбонны. В чем бы ни заключалась твоя вражда с Блэзом де Гарсенком Гораутским — а она нас ничуть не интересует, — дороги, ведущие на Люссанскую ярмарку не место, чтобы разбираться с ней. Вот это нас действительно интересует. Тебя не тронут, когда ты покинешь Арбонну. Мы даже выделим отряд наших людей, которые проводят тебя до границы с Портеццой… а может быть, ты пожелаешь отправиться куда-нибудь в другое место?
