Я все-таки отважилась написать Марине Сельцовой — выразила свое восхищение ее дизайном и сравнила его с лучшими образцами каталонского и финского модерна.
Марина мне ответила, поблагодарила за добрые слова и спросила, делала ли я во время своих поездок фотографии модернистских зданий Барселоны и Хельсинки. Сама Сельцова никогда не выезжала из России. Снимки знаменитых достопримечательностей, конечно, видела, но интересуется и тем, как эти красоты воспринимают очевидцы.
Я ответила утвердительно, и мы договорились о встрече. Я знаю: талант и личность — это очень разные вещи. Возможно, в личном общении Марина окажется просто невыносимой. Но, по-моему, попробовать все же стоит.
Советская научная фантастика
МКБ-10
Камень, брошенный в пруд
fandom Soviet Science Fiction 2016
— Нет, не стоит думать, будто Аиэлос-Оэ вас ненавидит, Владислав, — сказала девушка.
Павлыш напомнил себе, что она не девушка вовсе, а древнее существо — сфериды жили не меньше тысячи земных лет, и девушка сразу сообщила, что годится Павлышу в прабабки.
Она напоминала своего коллегу, Аиэлоса-Оэ Ноэмотикара Второго, с которым Павлыш познакомился на планете Форпост. Те же вытянутые черты лица, легкие птичьи кости и удлиненные глаза без зрачков. Только глаза у девушки были насыщенного золотого цвета, а за спиной покачивались длинные узкие крылья, которые Павлыш сперва принял за деталь костюма. Крылья были скорее стрекозиные, чем птичьи, они серебрились, покачивались и отбрасывали радужные блики.
— …просто рудимент, — улыбнулась она, проследив направление его взгляда. — Когда-то мы создавали рой фертильных самок и перемещались с места на место, но это было в доисторическом прошлом нашей цивилизации.
— А мы завлекали избранниц песнями под луной, и кажется, это отнюдь не доисторическое прошлое…
— Ваш вид вообще еще очень юный, незрелый, — согласилась девушка, не поддержав шутку.
— Аиэлос-Оэ не был так категоричен, он говорил со мной как с равным. Другое дело, что он мало знал о Земле, ему пришлось провести ночь над справочниками.
— Не обижайтесь. Я объективна. Существуют стадии взросления цивилизации, и ваша не так давно преодолела подростковый рубеж с попытками самоуничтожения. Вы молоды, и это прекрасно. С недавнего времени мы наблюдаем за вами — и находим восхитительными. Наш же мир — мир глубоких стариков. Поэтому прошу простить нам этот покровительственный тон пожилых людей, Владислав.
Павлыш согласился с ней кивком, но девушка как-то сразу перестала ему нравиться, даже крылья ее теперь казались какими-то чересчур радужными и яркими.
— Вы сказали, мой друг, ментор дикого племени, не в обиде.
— Я сказала, что он не испытывает ненависти. Это другое. Обида имеет место.
— Мне не жаль.
— Он предупреждал меня об этом. И еще сказал, что вы будете польщены тем, что вам в долине поставили бронзовое изваяние и поклоняются как духу-хранителю.
— …А через несколько сот лет какой-нибудь местных синекожий Шекспир напишет пьесу о великой силе любви, где я буду исполнять роль деус экс махина.
— Если вас не забудут. Память племени коротка.
— Но вы правы, я польщен, — Павлыш взял для нее напиток с катящейся мимо тележки-серворобота. — Попробуйте, это вкусно.
— Благодарю. Скажите, Владислав, не согласились бы вы отправиться со мной на небольшую экскурсию?
— Мадам, это флирт? — широко улыбнулся Павлыш. — И мы с вами убежим с бала, как романтические влюбленные?
— Ну что вы, нет. Я уже согласовала этот вопрос с капитаном Бауэром. Мы с вами отправимся на экспериментальную базу в ближайшем квадрате — и я покажу вам, как работают наши технологии. Точнее, то, чего мы достигли за несколько столетий работы. Обстоятельства сложились довольно удачно: вы здесь, я здесь, и приглашение это вполне официально.
Павлыш потер подбородок с видом мыслителя средневековья.
— Вы знаете, какова основная движущая сила влечет землян? Что тянет в путь экипажи колумбовых каравелл и современных дисколетов?
— Мы недостаточно хорошо изучили вашу ментальность, поэтому лучше, если вы сами дадите ответ.
— Вы не отвечаете на шутки. А ответ на мою загадку — любопытство.
— О, конечно же, — она улыбнулась, и пышные крылья чуть-чуть приподнялись от удовольствия. — То есть, вы согласны?
— Ну, уж раз вопрос согласован с Глебом… Он, знаете ли, нечасто дает мне увольнительную. Капитанские нашивки иной раз делают из друзей таких формалистов!
База поражала воображение. Павлыш впервые по-настоящему осознал, что раса сферид действительно одна из самых высокоразвитых по перечню Галактического центра. Кстати, и сам этот центр создали они — после того, как спасли от ядерной войны планету корон.
Если бы Павлыш, устраивая праздник непослушания среди диких синекожих обитателей Форпоста, знал, что, надзирает за этими ребятишками представитель сферид, он бы, может быть, сто раз подумал, прежде чем лезть с ним в спор.
Но Павлыш никогда о сферидах не размышлял — а если и размышлял когда-то, то представлял их иначе. Вовсе не тонкими и высокими юношами и девушками, а какими-нибудь шарами, общающимися за счет изменения размеров.
Он иногда забывал, что разнообразие видов в космосе — вещь иллюзорная. Диковато выглядящая плотоядная лиана может иметь тот же набор генов, что и безобидная земная ромашка. А внешне гуманоидная сферида — быть по своей природе высокоразвитым насекомым.
«Для биолога ваше невежество, сэр, непростительно, — сказал себе Павлыш, пока они спускались на поверхность планеты-базы на «лифте Ньютона». — Я бы бросил вам перчатку, так и знайте».
Он улыбнулся себе самому в отражении, тут же состроив рожицу. Его крылатая спутница поймала этот взгляд — и ее вытянутое личико тронула усмешка.
Павлышу то нравилась эта девушка, то нет.
Было чувство, словно она что-то задумала, и это что-то не очень понравится Павлышу. В Кимрах у него была такая подружка: сажала маленькому Славику лягушек за воротник с самым безмятежным видом и улыбалась при этом точно как сферида. Лягушек Павлыш жалел и выпускал, а с девочкой продолжал дружить по какой-то ему самому непонятной причине. Наверное, уже тогда любил риск.
— Здесь все автоматизировано, — сферида вышла из лифта вслед за Павлышом, мягко подобрав свои крылья. — Мы с вами единственные живые существа на поверхности целого планетоида.
— То есть вы все-таки меня похитили?
— Нет. Вы ушли добровольно. Прошу сюда.
Они шагнули в мягко светящийся белым светом туннель — и платформа под ногами пришла в движение, увлекая их вглубь базы, под скальную гряду, напоминающую очертаниями спелую гроздь винограда.
Тут было куда более светло и празднично, чем в пещере юноши-сферида на Форпосте. Никаких тебе мрачных роботов, шкур долгоногов и попискивающих противными голосами приборов. Высокие своды, молочное сияние, льющееся от стен, приветливые аппараты в белых кожухах.
А операторская, в которую они вошли, и вовсе напоминала Сикстинскую капеллу, если бы Микеланджело, расписывая ее, вдохновлялся снимками ровного горения белых и голубых звезд.
— Существует теория о множественности миров… — начала девушка, включая аппаратуру и настраивая кресло оператора на высоком постаменте.
— Миров множество.
— Безусловно. И все они, по вашему мнению и по мнению ученых Галактического центра, уникальны и существуют в едином пласте пространства и времени. Но теория множественности миров, которую исповедую я, допускает существование иных пластов, располагающихся относительно друг друга, точно коржи слоеного пирога.
— Где существуют так называемые туннели, то есть аномалии пространства-времени, которые выглядят как… не знаю, скажет ли вам что-то слово «колодец»… — Девушка кивнула. — Как колодец из бетонных колец, каждое из которых — срез населенного параллельного мира, лишь немногим отличающегося от своих двойников слоем ниже и слоем выше. Я кабинщик по первой профессии, мы это проходили.
