о себе?
— Очень.
— В девятнадцать лет я вышла замуж за славного парня: умного, доброго, сильного,
чуткого. Самого, самого. Я не просто любила его — всецело. Доверяла больше, чем
себе. И не заметила, как потеряла себя. До свадьбы я считала себя симпатичной,
неглупой девушкой. Но оказалось, что я беспросветно тупа и неимоверно уродлива,
как хозяйке, мне вообще ничего нельзя было доверить. Он укорял меня за каждый
незначительный проступок. Гнул под себя, порабощал, а я и не замечала, все
больше замыкалась, боялась слова поперек сказать. Смотрела на себя в зеркало и
видела ту, что он описывал — уродку со слишком большими глазами, слишком
вздернутым носом и не с золотистыми волосами, а безобразно рыжими. Он критиковал
мои наряды, и в итоге я перестала покупать что-то, боясь быть высмеянной. Что бы
я ни приготовила — все было не так: слишком много соли или слишком мало. Много
мяса, мало. Сладко, не подсластила. Я, стараясь угодить, как могла, и начала
ненавидеть себя, неуклюжую, ни на что не способную. А его любить еще больше —
еще бы, он такой уверенный, красивый, живет с таким убожеством, когда рядом
вьются девушки ему под стать. Месяц, год, три… Родился ребенок. Хлопот
прибавилось. Помощи не было. Просить его я не могла — боялась. Он устает, да и
не мужское это дело, крутиться по хозяйству, нянчиться. Да и знала заранее, что
он скажет в ответ: что ты вообще можешь, убогая? Но, видимо, всему есть предел.
Прут можно сгибать до определенной степени, потом он либо сломается, либо
выпрямится. Я пыталась выпрямиться не ради себя, ради Вацлова. Он рос, и как
любой ребенок, нуждался в материнской ласке, но он запретил мне ласкать ребенка,
жалеть, гладить, обнимать. Ребенок боялся лишний раз прижаться ко мне, а я
боялась спровоцировать скандал. Он стал распускать руки, не стесняясь сына.
Мальчик заболел… и умер…. Ребенок нуждался во внимании, но ему нужно было
срочно ехать со мной. Один он не хотел. Пустая вечеринка с друзьями в то время,
когда малыш задыхался, а няня смотрела TV… Мы вернулись под утро, когда Вацлав
был уже холодным…Я винила во всем себя, жалела лишь об одном, что не умерла
сама. Я в прямом смысле сходила с ума, слышала постоянные упреки и понимала — он
опять прав. Прав! Если б я престала гнуться, трезво взглянула на вещи, решила с
кем я, кто мне дороже… Если б я нашла в себе силы послала его к черту!!
Варн повернулась к Лесс, уставилась на нее:
— Страх, вот что сломало мне жизнь. Став Варн, я потеряла его, но его отголоски
порой просыпаются в нас. Они смешиваются с сожалением и пониманием прошлых лет,
дней и рождают ярость. Прошлое не отпускает, если ты не отпустишь его.
— А что было дальше?
— Дальше? А, ты вот о чем… Он напился, обвинил меня в смерти сына, в
нерадивости, в том, что у нас был лишь один ребенок, в куче других грехов. Я
летала по всей квартире, не сопротивляясь. Я надеялась, что он убьет меня. Не
получилось. Он заснул, я выжила. Полежала, потом встала и пошла топиться. Жизнь
закончилась. Я стояла на перилах моста и смотрела в черную воду. Мне казалось,
там, только там покой, свобода. Вацлав. Прыгнула с улыбкой. Летела к воде, как к
спасению. И была перехвачена. О, как я билась в руках Бэф, проклинала его,
рвалась вон. Но он не отпускал, держал в руках и успокаивал. Убаюкивал, как
ребенка. Он молчал. Но я чувствовала его сопереживание. Это было что-то
неизвестное мне. Я доверилась ему. И поняла — вот оно, то, к чему стремилась —
не хочу уходить, не уйду. До меня дошло, что ни один человек на свете не смог бы
перехватить меня на лету, отнести через реку на берег. Парить над холодной
дамбой….
— Где ты живешь? Я провожу.
— Нет, нет, пожалуйста! Вы не человек?
— Не бойся, я не причиняю вреда таким малышкам, как ты. Кто тебя обидел?
— Я сама себя обидела. Давно и непоправимо…. Вы вампир?
— Нет.
— Тогда кто?
— Неважно. Случайный знакомый. К утру от нашей встречи не останется и памяти.
— А можно сделать так, чтоб памяти вообще не осталось?
— Нет. В твоем случае.
— Помогите мне.
— Уже.
— Нет, не так. Убейте, пожалуйста.
— …….
— Умоляю! Я буду благословлять вас за это!… Тогда укусите! Ведь вам нужна
кровь!…
— Нет. Все это сказки, девочка. Я не пью кровь. Мне она не более приятна, чем
тебе. И не убиваю людей. Вы убиваете себя сами. Сейчас тобой руководит отчаянье.
Но завтра все пройдет. Плохое забывается. Послушай моего совета: не стремись
расстаться с жизнью раньше отмеренного тебе срока. Она еще сможет порадовать
тебя рассветом.
— Зачем он мне? Вы уйдете, бросите меня. Я опять останусь одна. Нет, не могу,
не хочу. Возвращаться?! Нет!! В следующий раз вас не будет рядом…
— Бэфросиаст заглянул мне в глаза, считал прошлое и, наверное, понял, что он
единственный выход для меня… Мы долго разговаривали с ним. Он объяснял мне,
кто такие Варн, что меня ждет. Он пытался переубедить, а получалось наоборот. Я
все больше проникалась осознанием, что его как ангела-спасителя послал мне Бог.
Бэф сдался и поцеловал. Принес меня в это замок…
Нэш смолкла. На ее устах блуждала нежная улыбка, взгляд был чуть лукавым, чуть
задумчивым. Лесс заерзала на краю саркофага, ожидая продолжения рассказа, и Нэш
очнулась, улыбнулась шире:
— Бэфросиаст не только вожак. Он мой друг, отец, брат… Он мой Бог. Он подарил
мне свободу, а вместе с ней я обрела счастье, избавилась от одиночества, что не
давало мне покоя. Теперь я люблю и любима, такой как есть. Я хочу поделиться с
ним счастьем. Хочу, чтоб он познал то, что познала я — любовь. То, что не купишь
и не продашь, то, что невозможно отобрать, затоптать. То, что расплавит лед в
его сердце, лишит холода длинных ночей.
— Почему ты говоришь это мне?
— Ты знаешь, почему. Тебе нужно выбрать, кто ты и с кем. Это твое право, и
никто его не оспорит, запомни это. Но, выбирая — не предавай себя никогда, ни за
что, иначе ты предашь и тех, кто любит тебя. Слушай не ушами — сердцем, душой.
Она одна знает верный путь, знает, где правда, где ложь. А теперь спи, сестра, я
