почти на пять лет раньше положенного. Но она и этого не сделала. Она отказалась исключительно потому, что не желала ступать на плохой путь.
Может быть, именно это она и предвидела. Прекрасную дорогу из золотого кирпича, которую вымостил для меня Орион, полный самый благих намерений, – Орион, в жизни не сделавший ничего дурного. Но если я сделаю первый шаг по ложному пути, кто знает, как далеко я заберусь? После того как я сделаю первый шаг, уже никто не остановит мой бешеный бег.
Я медленно села. Моя Прелесть взобралась мне на колени и тревожно подергала носиком.
– Ну что ж, – сказала я. – Посмотрим, что будет.
Я посадила ее в карман и побрела в библиотеку. Она превратилась в зал военного совета. Здесь присутствовал наш полуофициальный оргкомитет полным составом – обед закончился, и Лю с Цзы-Сюанем рассказывали остальным про эффект усовершенствованной лютни, а вокруг виднелись счастливые лица, на которых читалось огромное облегчение. Орион дремал на кушетке, приоткрыв рот и свесив руку.
– Эль! – воскликнула Аадхья, когда я вошла. – Ты пропустила обед. Что случилось?
Лизель не стала ждать ответа. Она с раздражением закатила глаза, словно говоря: «Прогуливаешь, значит?», и сурово произнесла:
– Дел у нас стало больше, а не меньше. Мы по-прежнему не знаем пределы мощности лютни. Может быть, она прибавит маны всем, но, чтобы это выяснить, надо выйти на полосу препятствий полным составом, чем раньше, тем лучше.
– Нет, – перебила я. – Тренировок больше не нужно.
Все замолчали и уставились на меня – большинство с абсолютным ужасом на лицах. Подозреваю, они подумали: «Ага, вот сейчас из-за занавеса выйдет чудовище». Одна девочка из мумбайского анклава, которая, вероятно, присоединилась к совету, чтобы следить за мной, уже начала накладывать защитное заклинание.
– Стой, – сердито сказала я ей и, подхваченная волной гнева, договорила: – Я только что была в выпускном зале. Там никого нет.
Она застыла. Остальные глядели на меня в полнейшем недоумении. Возможно, им было бы гораздо проще, если бы я разразилась безумным хохотом и крикнула: «Бегите, глупцы!»
Аадхья осторожно произнесла:
– Значит, только Терпение и Стойкость…
– Их тоже нет, – перебила я. – Там вообще никого не осталось. Зал пуст.
– Что?
В голосе Ориона звучало искреннее смятение – это было так непривычно, что от него шарахнулись. Но затем и остальные постепенно задумались о том, что же произошло. Если внизу в самом деле никого не было…
– Ты уверена? – резко спросила Лизель. – Как ты вообще попала вниз? И как близко ты стояла от…
– Я постучала в ворота, Лизель. Я абсолютно уверена. Кто не верит мне на слово, может сам спуститься по технической шахте. Она находится в моем кабинете для семинарских занятий, за стенкой мастерской. Школа просто открыла люк и послала меня вниз.
Примерно тридцать человек разом спросили: «Что?» Хлоя повторила:
– Школа послала тебя? Но почему… тренировки были такие трудные… она заставляла нас все это проделывать…
По комнате внезапно пронесся порыв ветра. Вентиляторы, которые обычно работали негромко, вдруг взревели, как реактивные моторы, и чертежи, разложенные на самом большом столе в центре читального зала, полетели во все стороны вместе с набросками и планами, и открылись серебряные буквы, выведенные на старых исцарапанных досках: «предоставлять убежище и защиту всем магически одаренным детям в мире». В то же мгновение свет в читальном зале погас, за исключением четырех ламп, которые, качнувшись, озарили надпись широкими лучами, заставив ее сиять так, словно она освещена изнутри.
Ребята молча смотрели на послание, которое школа адресовала мне – и нам всем.
– Она хочет выполнить свою задачу, – сказала я. – Она хочет от нас помощи. И – нет, я не знаю, как это сделать. Школа, скорее всего, тоже не знает. Но я попробую разобраться.
Я повернулась к Аадхье, которая ошеломленно смотрела на меня, и произнесла:
– Пожалуйста, помоги мне.
И она то ли рассмеялась, то ли всхлипнула, а потом сказала: «Ну ты, блин, даешь» – и упала в кресло, словно у нее подогнулись ноги.
Никто не знал, что делать. Четыре года мы упражнялись в нечеловеческом эгоизме, который позволял нам кое-как выживать, и проводили время в постоянном страхе, ожидая гибели если не в следующие пять минут, то, во всяком случае, в день выпуска. Можно было с уверенностью сказать, что так поступают все и другого выхода нет. Шоломанча это поощряла. Принцип «каждый сам за себя» неплохо работал, позволяя двадцати пяти процентам учеников пробиться сквозь бесчисленную толпу злыдней к воротам; полагаю, до нынешнего дня это был оптимальный для школы вариант. И да, теперь она ясно дала нам понять, что нужно прибегнуть к сотрудничеству; однако волшебная конструкция, вероятно, не понимала, что люди не без труда меняют образ мыслей. Я бы не удивилась, если бы члены анклавов немедленно отказались от этой идеи. Я бы не удивилась, если бы от нее немедленно отказались все. Честно говоря, я думала, что библиотека опустеет через две минуты после моего выступления.
И тут Орион спросил:
– А мне можно будет вернуться в школу? Когда нужно будет снова очистить зал.
Он явно не думал о мученичестве и жертве, просто озвучил собственные мысли, как будто это был совершенно логичный вариант, который стоило обдумать. Я гневно взглянула на него. Остальные неловко заерзали.
– Угу, – отозвалась Аадхья. – Слушай, Орион, мы все знаем, что ты практически неуязвим, но «практически» не значит «стопроцентно». Если ты будешь лазать туда-сюда через ворота, рано или поздно какому-нибудь злыдню повезет.
– До сих пор ни одному не повезло, – с искренним недоумением возразил тот.
– Одиннадцать раз, Орион, – прошипела я. – Одиннадцать раз за год.
– Я бы сам справился! – воскликнул Орион.
Мы оба были готовы вступить в дискуссию, но вмешалась Лизель.
– Не говорите глупостей, – громко сказала она. – Свет, пожалуйста!
Она обращалась к читальному залу в целом, и библиотечные лампы немедленно загорелись вновь. Очевидно, они, как и все мы, боялись противоречить ее приказам.
– Мы должны помочь школе. Разве вы не понимаете? – Лизель хлопнула ладонью по надписи на столе. – Цель школы – защищать детей волшебников. Но если нам не грозит опасность, нам не нужна и защита. Очевидно, школа употребляет освободившуюся магию на то, чтобы защищать других детей.
Мне показалось, что это сильное, но ничем не обоснованное заявление – полагаю, так думали и три четверти присутствующих. Лизель не стала дожидаться вопросов.
– Если мы не поможем школе защищать других, у нее будет повод обменять наше небывалое спокойствие
