И грянул гром!
Потемнелое небо пересекла ветвистая золотая молния. Перун был доволен своими детьми. И теми, и другими.
Рванул ветер. Крупные капли густо посыпались из тёмно-лиловых туч.
К вечеру гроза стихла. Трава и листва бодро зазеленели, притягивая глаз. Железо блестело тускловато. Сумрачные кмети радимской кованой рати, безоружные, но в латах, сгрудились у самого уреза воды. Твёрд стоял чуть в стороне, окружённый кметями Волчьего Хвоста. Волчий Хвост подъехал неестественно прямой и бледный, как смерть. Рядом, сгорбясь в седле, словно зверёныш зыркал в сторону радимичей покраснелыми глазами Лют. Ещё дальше толпились «козары» Сокола.
Военег Горяич помолчал, оглядывая полон, потом разомкнул губы, что стали неподъёмно-тяжёлыми:
— Вы свободны. Все.
За его спиной вмиг встал галдёж. Лют мгновенно распрямился.
— Ти-хо! — Волчий Хвост в два приёма перекрыл голосом все остальные. — Я сказал!
Келагаст равнодушно пожал плечами и зашагал к берегу, где стояли его шнекки.
Гюрята глядел непонятно и остро.
Лют протолкался к Волчьему Хвосту, напряжённый, как кибить лука. За ним держался старшой дружины Ольстина.
— Я требую крови! — ломким и звонким голосом выкрикнул Лют. — Они убили отца!
— Крови не будет, — покачал головой Военег Горяич.
— Я тож требую, воевода, — вмешался «козарский» старшой.
— Мало пролили, что ль? — поморщился Волчий Хвост. — Тех, кто его убил, всех порубили. И был бой… на вас нет бесчестья.
Лют вскинулся, но Волчий Хвост осёк его:
— Ты слышал, что твой отец перед боем мне говорил?! Не хватит ли родную кровь-то лить?!
Краем глаза он заметил, как кровь отлила от лица Гюряты, прикусил язык, но было поздно: слово — не воробей. Лют умолк. «Козарский» старшой несколько времени ещё показывал гонор, пока не натолкнулся на насмешливо-приглашающий взгляд Самовита.
— Отдай оружие! — потребовал кто-то из радимичей.
— Ну и наглец, — пробормотал Волчий Хвост. — Копьё на троих!
— А боярин?! — не унимался радимич.
— Он — мой гость, — едва заметно усмехнулся воевода.
— Пленник?
— Пусть так, — согласился Волчий Хвост.
— Тогда мы с ним.
В шатре двое воевод сошлись лицом к лицу, меряя друг друга взглядами:
— Намекаешь?! — свирепо процедил Гюрята.
— На что? — хмыкнул Военег Горяич. — На то, что князь родного брата убил? Так это и без моих намёков у всей Руси на устах.
Гюрята смолчал.
— Я слышал, у тебя в рати добрый коваль есть, — как ни в чём не бывало, сказал Волчий Хвост, бросая на холстину обломки Твёрдова меча. — Перековать бы надо.
Повесть четвёртая Конец игры
Глава первая Три шага гридня Варяжко
1
От Ирпени до Киева недалеко — уже на вторые сутки после разгрома Варяжко увидел деревянные громады киевских теремов и крепостей, что взбирались на киевские горы, все в белой кипени садов.
Двое суток они впятером уходили от Военежичей, меняя на скаку коней. Варяжко понимал, что вои Волчьего Хвоста гнаться за ним будут вряд ли, понеже у волка сто дорога, а у того, кто его ловит — только одна. Но это не было поводом, чтобы медлить.
Теперь оставалось ждать — они затаились в полуверсте от Перевесища и сидели безвылазно в лесу, питаясь тем, что удавалось подстрелить. Варяжко с самого начала принёс жертву здешним Лесным Хозяевам, и местный леший теперь не то что их не тревожил, а наоборот — посылал дичину и отводил глаза досужим лесным бродягам.
И на третий день они дождались.
В растворённых городских воротах затрубили рога — Владимир с доезжачими и выжлятниками ехал на охоту за Перевесище под многоголосый лай псов, ржание коней и рёв рогов.
Весенний, недавно олиствелый лес приветливо шумел. Где-то далеко ревели рога, заливались лаем на зверином следу выжлецы. Князь Владимир спокойно покачал в руке рогатину, вслушался, выжидая. Трое доезжачих за спиной ждали, тоже изготовив оружие. Где бы и как бы ни пролегал путь зверя, его всё одно, в конце концов, выгонят прямо на князя — в этом не сомневался никто из них. А там, глядишь, и кому-то из них помимо князя выпадет удача.
Где-то в глубине леса раздался пронзительный визг дикой свиньи — кто-то уже взял первую добычу. Князь недовольно нахмурился и подтянул рогатину ближе — гон приближался.
Вои остоялись, переводя дух, и Варяжко осторожно раздвинул ветви:
— Здесь.
Он не ошибся. Сколь раз он сам охотился в этих краях вместях с князем Ярополком Святославичем и знал — самое выгодное место всегда дают князю, а уж определить, где оно будет, это выгодное место — плёвое дело.
Оглянулся, окинул взглядом своих кметей, что тоже держали оружие наготове. Пятеро против четверых… справимся.
— Готовы?
— Готовы, господине, — отозвался один за всех.
— Тогда вперёд.
Когда кусты внезапно затрещали сзади, а не спереди, Владимир Святославич, не враз поняв, удивлённо обернулся. Но понял, увидев, мгновенно.
Кусты разлетелись в стороны, пятеро оружных и окольчуженных кметей, ринулись на поляну, сверкая нагими клинками. Великий князь вгорячах даже успел подумать — дураки! Могли бы и из засидки побить всех четверых из луков, с десяти-то шагов лука из вряд ли кто оплошает, да и от стрелы так вблизи никто не увернётся.
Ближний к Варяжко доезжачий погиб враз, но его смерть дала Владимиру возможность развернуться. Великий князь прыгнул навстречь Варяжковым, вздевая рогатину.
Широкое, в полторы ладони, обоюдоострое лезвие, вытянутое в длину на локоть и насаженное на ратовище толщиной в руку, может и колоть, и рубить, а длинная втулка не даст срубить рожон. Перед таким копьём, пусть даже и охотничьим, с крестовиной, не устоят никакие латы.
Двое Варяжковых кметей вмиг завалились, роняя оружие: один — зажимая глубокую сквозную рану на животе и вцепясь скрюченными пальцами в разорванные звенья кольчуги, второй — безвольно уронив руки, посунулся вперёд, и кровь, булькая, хлестала из разрубленного горла.
Счёт сравнялся.
Трое против троих.
И великий князь Владимир Святославич, узурпатор и братоубийца, сшибся с Варяжко, гриднем своего брата, заговорщиком и мятежником. В следующий миг всё вокруг слилось в бешеную коловерть боя с молниеносным ломано-звенящим переплёском двух мечевых клинков и рогатины.
Варяжко не видел своих кметей, не мог понять, побеждают они или проигрывают, бой с равным противником — Добрыня хорошо выучил своего сыновца! — захватил его полностью, ни он, ни Владимир не могли пока что достать друг друга, коснуться железом. По поляне каталось многоногое, лязгающее железом чудовище.
