Только Хаос.
И появилась мысль: Хочу ли я повторения этому? Вечно неизменный порядок? За этой мыслью, похожие на серебристых угрей, скользнули другие. Так или иначе, он был Всадником, и был им с тех самых пор как люди в городах из грязи на иссушенных равнинах дошли до некоей туманной идеи существования Чего-то, предшествовавшего всему остальному. И Всадник уловил шум мира. Люди в городах из грязи и люди в палатках из кожи, они инстинктивно ощущали, что мир кружит во множественной и равнодушной вселенной, и жизнь лишь тонюсенькая пленка между холодом космоса и бездной ночи. Они знали, что все, что они зовут реальностью, эта паутина случайностей, делающая их жизнь возможной — лишь пузырек в приливной волне.
Они страшились древнего Хаоса. Но сейчас…
Он открыл глаза и посмотрел на свои черные, дымящиеся руки. И сказал миру:
— Кто я сейчас?
Лю-Цзы услышал, как его голос вновь набрал скорость:
— ум…
— Нет, я подвела твой волчок, — сказала молодая женщина, стоящая прямо пред ним. Она отступила назад и окинула его критическим взором. Впервые за восемьсот лет Лю-Цзы почувствовал, что-то делает не так. Это из-за выражения на ее лице. Будто она рыскала и копалась внутри его головы.
— Значит, ты Лю-Цзы, — сказала Сьюзен. — Я Сьюзен Сто Гелит. На детали нет времени. Ты был вне в течение… ну, не очень долго. Нам нужно отвести Лобзанга к стеклянным часам. Ты будешь себя вести хорошо? Лобзанг говорит, что ты склонен плутовать.
— Только склонен? Удивлен, — Лю-Цзы огляделся. — Что здесь произошло?
Улица была пуста, если не считать застывших статуй. Но повсюду валялись сверкающие обертки и яркие фантики, а через всю стену протянулось пятно чего-то смахивающего на шоколадную глазурь.
— Некоторые из них убежали, — произнесла Сьюзен, подбирая с земли что-то, что, как он мог только надеяться, было гигантским шприцом для глазировки. — Почти все остальные передрались. Ты станешь отрывать что-нибудь кому-нибудь ради кофейного крема?
Лю-Цзы посмотрел ей в глаза. За восемьсот лет он научился читать людей. А Сьюзен была историей, которая велась с глубокой древности. Она, наверное даже знала о Первом Правиле, но ей было наплевать. Она была тем, с кем говорят уважительно. Но даже таким как она нельзя позволять делать все по-своему.
— Который с кофейным зерном наверху, или обычный? — спросил он.
— Думаю, из-за того, что без зерна, — сказала Сьюзен, не отводя взгляда.
— Ннет. Нет. Нет. Думаю, не стал бы, — сказал Лю-Цзы.
— Но они учатся, — сказал женский голос за спиной дворника. — Некоторые справились. Мы можем учиться. Вот как люди становятся людьми.
Лю-Цзы повернулся к говорившей. Она походила на светскую даму, у которой выдался по-настоящему неудачный день в молотилке.
— Можно я кое-что проясню? — сказал он, переводя взгляд с одной женщины на другую. — Вы сражались с серыми людьми при помощи шоколада?
— Да, — сказала Сьюзен, заглядывая за угол. — Это сенсорный взрыв. Они теряют контроль над своим морфическим полем. Понимаешь меня? Хорошо. Гармония, дай ему столько шоколадных яиц, сколько он сможет нести. Секрет в том, чтобы они при падении разбивались в шрапнель…
— И где Лобзанг? — спросил Лю-Цзы.
— Он? Можно сказать, что душой он с нами.
В воздухе замелькали голубые искры.
— И, кажется, волнуется все больше, — добавила Сьюзен.
Вековой опыт вновь пришел на помощь Лю-Цзы.
— Он всегда был похож на парня, которому надо было найти себя, — сказал он.
— Да, — сказала Сьюзен. — И это стало для него почти ударом. Пошли.
Смерть окинул мир взглядом. Безвременье уже достигло Края и теперь со скоростью света распространялось по вселенной. Плоский Мир стал хрустальной скульптурой.
Не апокалипсис. Их всегда было много — маленьких апокалипсисов, копеечных, фальшивых апокалипсисов: апокрифических апокалипсисов. Большинство из них случилось в те давние времена, когда всемирный «конец света» охватывал не больше нескольких деревень и пашен среди лесов.
И те маленькие миры умирали. Но где-то всегда оставалось что-то еще. За горизонтом. Спасшиеся беглецы обнаруживали, что мир гораздо больше, чем они думали. Пара деревень да пашня? Ха, как они могли быть так глупы! Теперь они знают, что это целый остров! Конечно, горизонт все еще был на месте…
И мир лежал за ним.
Смерть смотрел, как на своей орбите остановилось солнце, как потускнел и покраснел свет.
Он вздохнул и пришпорил Бинки. Конь поскакал по направлению к месту, которое не отыскать ни на одной карте.
Небеса заполнили серые фигуры. По их рядам, при виде Бледного Коня, прошло волнение.
Один выплыл вперед и завис в нескольких футах от Смерти.
Он сказал, — Разве тебе не надо выехать?
— ТЫ ГОВОРИШЬ ЗА ВСЕХ?
— Ты знаешь порядок, — сказал голос в голове Смерти. — У нас один говорит за всех.
— ТО, ЧТО СВЕРШИЛОСЬ, НЕПРАВИЛЬНО.
— Это не твое дело.
— ОДНАКО ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЛЕЖИТ НА ВСЕХ НАС.
— Вселенной не будет конца, — сказал голос. — Все сохранено, упорядоченно, понято, законно, зарегистрировано… и неизменно. Идеальный мир. Завершенный.
— НЕТ.
— Все закончится сегодня, так или иначе.
— СЛИШКОМ РАНО. ЕСТЬ НЕЗАКОНЧЕННЫЕ ДЕЛА.
— И какие…
— ВСЕ.
В тот же миг во вспышке света возникла фигура в белых одеждах с книгой в руках.
Она посмотрела на Смерть, потом на бесконечные ряды Ревизоров и произнесла:
— Извините? Я туда попал?
Двое Ревизоров считали количество атомов в тротуарной плитке.
Почувствовав движение, они подняли головы.
— Добрый день, — сказал Лю-Цзы. — Могу я обратить ваше внимание на то, что держит в руках моя ассистентка?
Сьюзен подняла вверх табличку с надписью: «Рот Должен Быть Открыт. Это Приказ».
В тот же момент Лю-Цзы разжал кулаки. В каждом оказалось по карамельке, а он был хорошим стрелком.
Рты закрылись. Лица приняли бесстрастное выражение. Раздался звук, что-то среднее между мяуканьем и криком, и затих на уровне слышимости. А затем… Ревизоры исчезли, постепенно размывшись по краям, а когда процесс ускорился, рассеялись в воздухе.
— Нечего по сторонам зевать, — сказал Лю-Цзы. — Почему этого не происходит с людьми?
— Почти происходит, — сказала Сьюзен, и когда на нее обратились все взгляды, пояснила:
— С глупыми и несдержанными точно.
— Вам не надо концентрироваться, чтобы сохранять форму, — сказала Гармония. — И, кстати, у нас кончилась карамель.
