Ни фига! Он быстрее заработал ногами. Сознание, что для его же блага, однако, против его человеческой воли, плато пытается его удержать, заставило упорно, сквозь дурноту шагать вперед.
Отпустило только у кордона. Дом стоял пустой, двери - настежь. Им махнули проходить. Сергей первым шагнул сквозь сумрачную границу света-тени. Илья - следом.
Вдоль стен на полках громоздились тюки и кипы. Запах стоял как дома в магазине "Колониальные товары", где Донкович иногда покупал чудовищно дорогой, божественный "Эрл Грей": кофе, пряности, сушеные фрукты, выделанная кожа, благовония. Но здесь ароматы были намного гуще и чище одновременно.
- Собери им чего, Витек.
- Много?
- Как страже. Эти, пожалуй, дойдут, а если и пропадает… Вон, заплечные мешки, - обернулся он к друзьям. - Тащите сюда.
На дно мешков аккуратной кипой лег папир. Твердые обработанные специальным составом листы придали мешкам подобие коробов, сверху укладывали все подряд. Но не навалом. Виктор действовал осторожно и с умом. Когда мешки наполнились, их натуго завязали и перенесли на пристань. Там у самой кромки воды телепалась на конце лодочка. Мешки заняли свое место, однако, староста не торопился садиться на весла:
- Оглядитесь хоть на прощание.
- Да, ладно, тебе, хитрец. Не видишь, нас уже шатает. Будешь тянуть, тут и свалимся.
- Не со зла я! Посмотри, вдруг не доведется увидеть еще раз.
Он прав, Илья обежал взглядом горизонт. Мир плато оставался, невыносимо прекрасен. Они уходили.
Стоя на краю пристани, над лодочкой Сергей спросил:
- Так и отпустите? В том смысле… сам говорил, вдруг приведем всякую сволочь.
Волнуется, что ли, железный Углов? Его речь показалась Илье не очень связной. Но абориген, против ожидания, не насупился, а махнул рукой:
- Сомнения, конечно, есть. Но думаю, эта земля любого сломает. Не сломает, так сотрет. Здесь - сила. Против нее никакое зло не мочно. Однако и добром ее так вот просто не назовешь. Сила. Не человеческое оно. А жить где-то надо. Езжайте.
Сергей крабом перебрался в лодочку, сел у весла. Следом за ним, как богомол, заработал сочленениями Илья. Чуть лодку не перевернули, пока угнездились. Виктор уже собирался шагнуть к ним, когда от рощицы протрубила птица. Человек, даже очень умелый подражатель, на подобное не способен. Трель переливалась от высокой, чистой, на пределе слышимости рулады до трубного лая.
Староста дернулся. Они с Виктором выпрямились, развернулись и встали плечом к плечу, загородив уходящих от опасности.
К пристани бежали Руслик и бань-ши. Сергей, кряхтя, полез из лодки. Как же!
Уйдет он, не обняв на прощание друга. Илья вдруг сообразил, что и сам уже стоит на пристани. В руках у Руслана как мячик на веревочке подпрыгивала малая котомка.
Бань-ши приплясывала у него за спиной, подстанывая и норовя коснуться: то голову на плечо опустит, то потрется круглым боком.
- Что с ней? - спросил Сергей буднично, будто Руслан бежал от леса, абы поговорить об орнитологии.
- Не хочет расставаться.
- Не понял?
- Я ухожу с вами.
Илья не поверил своим ушам. Руслан ведь, как будто к себе домой попал. Он тут был свой, а они - люди - чужаками. Илье казалось, скорее старожилы добровольно покинут плато, нежели Руслик согласится отсюда уйти. А оно - вот оно! Стоит и виновато улыбается: простите, люди добрые, что помешал торжественному отплытию.
- А как же… - староста показал на несчастную бань-ши. Та насторожилась, перестала причитать.
- Просто. Говори с ней. Мысленно говори, что хочешь, она поймет. А чтобы услышать ответ, расслабься. Разреши ей проникнуть в твои мысли.
- Как это?!
- Не бойся. Вы все заражены страхом еще с Дита или с Земли. Не надо ее бояться.
Она очень добрая. Она спасает. Только не пугай ее, пожалуйста. Она мне поверила.
Я обещал, что люди ее больше не тронут.
Пока Руслан говорил, староста осторожно, мелкими шажками двигался в сторону птицы. Подошел и вперился в круглые, фиолетовые гляделки. Напружинился. Пискни кто рядом - рванет во все лопатки. Однако прошла минута, а нападения со стороны пернатой твари не последовало. Староста начал расслабляться, потом обернулся к людям:
- Если что - держите меня все, - и враз обмяк. Руки повисли до колен.
Они неподвижно стояли, боясь спугнуть мгновение. Птица сначала отпрянула, мотнула головой в сторону Руслана, потом, прислушалась, переступила лапами ближе…еще ближе. Голова с огромным уродливым клювом потянулась к человеку, похожие на костяную хлеборезку, челюсти тихо защелкали. Потом птица положила голову человеку на плечо, глаза прикрылись.
- Они очень страдают, если остаются одни. Когда рядом нет человека, который стал бы спутником, бань-ши может умереть, - тихо пояснил Руслан.
Птица подняла голову, освобождая человека. Староста обернулся к людям. Илья никогда раньше не видел выражения абсолютно чистого, детского счастья на лице грубого, взрослого мужика. Позавидовал. Как никогда остро, захотелось остаться.
Будет, как Руслан, ходить по плато со своей спутницей, иногда сворачивая в поселки к людям. Потом визиты станут реже и реже, потом у него отпадут руки.
Ноги превратятся в чешуйчатые ходули. Разве, нос останется прежним…
С уступа вниз падала веревочная десница. По такой же они поднимались на плато.
Но эта была поосновательнее. Растительность в окрестностях лестницы отсутствовала. За этим хорошо присматривали.
Трое подхватили мешки. Им предстоял спуск. Двое оставались. Староста непрерывно оглядывался. На приличном от них расстоянии из густых зарослей выныривала и пропадала голова бань-ши. Она кормилась, склевывала орешки.
Староста - так и не спросили, как зовут - чувствовал ответственность. Или связь?
Или зависимость? т На краю плато Илье стало, как будто, легче. Не так мутило. Сергей тоже приободрился. Он первым подошел к лестнице, но спускаться не торопился:
- Раньше кто-нибудь уходил?
- Было такое. Трое. Один вернулся от подножья. Мы еще не успели уйти.
- Остальные?
- Не вернулись. Раньше, давно, Клавдий рассказывал, тоже уходили. Вестей - ни каких. Я хотел…вот что…если внизу прижмет, скрутит, так вы назад идите.
Никто не осудит. Примем. Мы сейчас все родные. Помните, вас тут всегда примут.
- Спасибо на добром слове.
Не оборачиваясь, Углов канул за край обрыва. Илья с опаской вытянул шею, заглянул. Внизу мелькала круглая, коротко стриженая голова. Чтобы больше не думать, не взвешивать или, не дай Бог, не испугаться, он молчком, полез следом.
Хорошо, когда все силы, все внимание уходит на какое-нибудь конкретное дело, на выполнение простой как мычание задачи. Сорвись он сейчас, даже костей не найдут.
