Что до второго вопроса — медейцы так и не смогли вспомнить, кому первому пришло в голову попроситься пожить в сарае у деда-касотца. Под их бурное обсуждение Грэм и уснул, как в черную яму провалился, не успел даже плащ снять.
Среди ночи его растолкала Ванда. Сначала он не понял, кто это; даже не сразу вспомнил, где он — и рука сразу, сама, потянулась к мечу; но перед лицом качнулись темно-ржавые в тусклом свете фонаря кудри — и он расслабился. Сел, потирая лицо. Голова была тяжела и горела жаром.
— Что случилось, Ванда?
— Тсссс! Нужно поговорить, — зашептала девушка, пододвигаясь к нему.
— Сейчас? Непременно?
— Именно сейчас и наедине. Завтра вернется Ив, и уже будет нельзя… Пойдем со мной.
— Куда?
— На улицу.
Ванда подхватила фонарь и буквально за руку вывела Грэма из сарая. Аккуратно прикрыла за собой дверь — чтобы друзья, если что, сразу не спохватились, — и резвым шагом направилась к лесу. Как сомнамбула, Грэм следовал за ней. Он очень старался, но никак не мог полностью проснуться; в голове гудел колокол, и глаза слипались. Даже прохлада северной ночи не освежила его.
Несколько углубившись в лес и оказавшись под плотным сводом ветвей, Ванда наконец остановилась.
— Ну вот, — с удовлетворением проговорила она. — Теперь от дома нас не увидят.
— Не понимаю, к чему вся эта таинственность, — пробормотал Грэм.
— Да ведь я же сказала! Вернется Ив и не даст нам поговорить. А больше времени уже не будет.
— Слушаю… — Грэм прислонился спиной к сосновому стволу. Спать хотелось неимоверно, и он едва сдержал зевок.
Ванда поставила фонарь на землю и подступила к нему поближе.
— Ты только не сердись. Я опять о твоем наследстве…
Словно холодной водой плеснули в лицо! Грэм отлип от ствола и выпрямился, напрягшись.
— Да нет у меня никакого наследства!
— Тихо! Не сердись, прошу, — нежные девичьи ладони мягко легли на плечи; Ванда приподнялась на цыпочках, заглядывая ему в глаза. — Сначала выслушай меня. И не перебивай! Мне тоже… нелегко об этом говорить. Можешь кое-что мне пообещать?.. Или нет! Сначала я должна поблагодарить тебя, ведь я еще даже не сказала тебе спасибо!
— За что?
— За то, что догнал нас. После Акирны ты мог поехать куда угодно, но вместо этого разыскал нас.
— Как я мог не разыскать? — тихо спросил Грэм. — Ведь это значило… никогда не увидеть… тебя.
— Так прими же мою благодарность, — важно проговорила Ванда. Обхватила его за шею, нагнула к себе и поцеловала.
И снова Грэм не нашел в себе сил отстраниться, и ответил на поцелуй со всем возможным пылом. Зачем-то Ванда принялась терзать его косу, распуская ее, и освобожденные волосы скрыли их от леса белым пологом. Ванда тут же с наслаждением запустила в них пальцы.
— Ооох, — прошептала она, на секунду прерывая поцелуй, — мне так давно хотелось это сделать!.. — в ответ Грэм зарылся лицом в ее кудри. Сердце так и рвалось из груди, дыхание каждый миг грозило прерваться.
— Что ты хотела, чтобы я пообещал?..
— Когда все будет окончено, — проговорила Ванда, перемежая каждое слово коротким поцелуем, — пообещай мне, что вернешься с нами в Медею.
— Зачем? — сделав над собой едва ли не насилие, он немного отстранил ее от себя и заглянул в лицо, почти невидимое в ночной тьме. — Ванда, ты хорошо понимаешь, что твой отец разыскивает меня, чтобы казнить? Хочешь полюбоваться, как меня вздернут на висилице?
— Пойми же! — горячо зашептала Ванда. — Отец разыскивает бродягу и разбойника, а не благородного князя!.. Это твой шанс спастись от преследований и начать жизнь заново. Кроме того… я хоть и принцесса, но ненаследная… наинский князь почти равен мне по положению… мы могли бы быть… — на секунду Грэма посетила дикая мысль, что сейчас она скажет «вместе», но она закончила, — мы могли бы быть… рядом.
— Рядом… — с горечью переспросил он. — А зачем? Если тебе нужен цепной пес — так на это есть Ив. Он будет счастлив служить тебе. А я на это не гожусь.
— Не нужна мне твоя служба. Мне нужен просто ты, — Ванда снова потянулась его поцеловать, но он отстранил ее.
— Так тебе нужен любовник? Прости, на это я гожусь еще меньше.
— Но почемуууу? Тебе не претит посещать храмы Рахьи, и развлекаться там со… — секунду вскипевшая Ванда не могла подобрать нужное слово; ей видимо хотелось выдать что-то неприличное, но она удержалась, — с жрицами, но быть со мной — ты не можешь?!
— Именно потому, что с тобой — не могу.
— Не понимаю!
— Я слишком люблю тебя.
— И чем это мешает?!
Грэм едва не заскрипел зубами. Глупая девчонка не понимала, а он не мог объяснить. Да и как объяснить, что близость, которую охотно допускаешь с вполне безразличной тебе женщиной, кажется святотатством с той, за которую готов жизнь отдать?
— Ты выйдешь замуж, рано или поздно, — попробовал он зайти с другого конца. — А я не смогу делить тебя ни с кем, это ты понимаешь?
— Значит, тебе нужно или все, или ничего — так?
— Именно.
— Но ведь выйти замуж за тебя я никогда не смогу!
— Конечно, не сможешь! О том и речь. Так зачем же ехать в Медею и надевать на себя ярмо княжества, только ради того, чтобы удовольствоваться милостыней, которую ты будешь подавать мне время от времени?!
— Ах вот как ты на это смотришь, — Ванда сердито ударила его кулачками в грудь и отступила; Грэм ее не удерживал. — Тогда зачем же ты ехал за нами?
— Чтобы видеть тебя, пока можно. А когда этого будет уже нельзя, я уйду.
— Так уходил бы сразу, — сказала Ванда тоном капризного обиженного ребенка, которому не дали вожделенную игрушку.
— Я пытался, но ты меня не отпустила…
— Так отпускаю сейчас. Иди, пожалуйста.
— Сейчас — уже поздно, — тихо ответил Грэм.
Ванда фыркнула и демонстративно отвернулась, тряхнув рыжей гривой.
— Ты и Ив — вы оба одинаковые. По самую макушку набиты дурацкими принципами, важнее которых для вас ничего нет! Постой-ка, а может, это вовсе и не принципы, может, в тебе просто гордость говорит, а? Мол, не хочу быть вторым, хочу быть первым!
— Может, и гордость, — еще тише сказал Грэм.
— Ну и оставайся со своей гордостью, — Ванда метнула в него свирепый взгляд, подхватила с земли фонарь и пошла прочь. Обиделась, понял Грэм. Нет, даже хуже — она оскорблена. И понятно: с ее точки зрения, ему, бродяге-бастарду, предложена была великая честь — стать тайным полюбовником принцессы (пусть и ненаследной), а он этой честью пренебрег, едва ли не отмахнулся презрительно… А девчонка в принципе не привыкла, чтобы ей в чем-то отказывали.
