Тяжелый меч Даймена не мог соперничать в скорости с эльфийской сталью, как и более легкий меч Киры. Однако в паре рыцари оказались опасным тандемом, заставляя вампира уйти в глухую оборону. Зерван применил свой излюбленный прием – отход в сторону и удар магической волной. Но на этот раз рыцари только слегка пошатнулись.
– Угадай, кровосос, что начертано на наших щитах под слоем краски? – злорадно хихикнула Кира.
– Неужели магические защитные руны?
– Именно,– пропыхтел Даймен и сделал выпад.
Вампир легко ушел от него в сторону, противоположную той, с которой находилась Кира, и оказался слева от Даймена. Мандала звякнула, упав на камень моста. Двумя руками схватившись за края щита, Зерван навалился на него плечом, вложив в толчок всю свою недюжинную силу.
Сэр Даймен сбил с ног напарницу, споткнулся о нее же и рухнул на перила моста, которые не выдержали веса рыцаря в полном облачении и с треском сломались.
С протяжным криком Даймен полетел с моста вниз.
– Вот и все,– спокойно сказал Зерван, поднимая с земли свой клинок,– я сдержал свое слово, данное в поселении дварфов.
– А сейчас я сдержу свое, монстр! – С этим криком Кира невероятно резво вскочила на ноги и ринулась в атаку очертя голову.
Строй рыцарей пришел в движение – видя бесславную смерть командира в водах Вартуги, остатки ордена пошли в атаку. Вампир же сдерживал отчаянно атакующую девушку – до тех пор, пока не улучил момент для точного прямого удара. Кираса не смогла устоять против остроты мандалы, и Кира получила укол немного пониже правой груди, аккурат между двух ребер.
– Не судьба тебе сдержать свое слово,– мрачно сказал Зерван, глядя сквозь забрало в широко открытые глаза, и выдернул клинок.
Кира ан Кранмер выронила меч, опустилась на колени и молча завалилась на спину.
Вампир взмахнул мандалой, стряхивая кровь, затем поднял меч девушки и пару раз махнул для пробы. Давно он не дрался двумя клинками, но время пришло, придется тряхнуть стариной.
Зерван с ухмылкой загнанного зверя наблюдал, как стремительно приближаются к нему, размахивая мечами, рыцари. Когда они оказались почти рядом, он рванулся вперед, в безумную атаку, и встретил наступающего врага стальным вихрем. Как в старые добрые времена, подумалось ему, никакой магии, только сила, скорость, доблесть и мастерство. Наверняка недобитый орден выскреб все, что оставалось в закромах, и потратил на магические щиты. Ему, сильному, но неумелому магу, не пробить чары, наложенные искусными чародеями Монтейна.
И он кружился в танце смерти, отправляя рыцарей на залитые кровью камни моста или сбрасывая в реку, кружился, потеряв чувство времени и пространства. Меч Киры был выбит из его руки, и вампир крепко двумя руками сжимал мандалу, словно любимую женщину. И танец продолжался.
Разум Зервана да Ксанкара помутился, вернув его в далекое прошлое. Он больше не видел ни рыцарей, ни бегущих со стороны города арбалетчиков. Вокруг него кружился в танце цвет эльфийской знати. Это был тот самый бал, после которого Князь-Кузнец Эйнхартайль Этиан подарил предполагаемому мужу своей дочери великолепную, искусно сработанную боевую мандалу. Тот самый бал, на котором он виделся со своей возлюбленной в последний раз, будучи еще человеком.
И сейчас в руках вампира был не щедро обагренный кровью клинок, выкованный покойным князем, а его дочь. Бережно прижимая к себе стройное, сильное тело, он кружился в танце и шептал ей на ухо, что хотел бы танцевать так до самой смерти, тонул в янтарных глазах Таэль и не замечал, что из его груди торчит наконечник попавшего ему в спину болта. Музыканты играли нежную, стремительную мелодию на странных инструментах, но Зервану не было никакого дела, что эти инструменты похожи на арбалеты. Он танцевал, ощущая, как земля уходит из-под ног, счастье переполняло душу, сердце пело, зажатое между двумя древками.
Щелчка двух десятков арбалетов вампир не услышал – он взлетел, буквально взмыл ввысь, уносясь в черное ночное небо.
– Я люблю тебя,– тихо прошептала Таэль,– и буду любить тебя вечно. Даже смерть не разлучит нас – она не властна над нашей любовью…
– Я люблю тебя,– успел прошептать Зерван за миг до того, как темные воды Вартуги сомкнулись над ним.
Реннар и Лэйна молча стояли на балконе, держась за руки. Все было решено. Менее часа назад прибыл гонец и привез ответ Зиборна. Король Монтейна благословлял брак своей дочери, Лэйны Монтейнской, и Реннара Справедливого, короля Витарна. Под письмом стояла приписка – по невозможности короля приложить печать лично подписано писарем Кертелем и печать приложена им же.
Весть о гибели вампира гонец доставил устно.
В воздухе висело неловкое молчание.
– Ты рад, что его… нет? – нарушила молчание будущая королева Витарна.
Они оба упрямо обходили эту тему, ни разу не заговорив о вампире, но теперь Реннар сразу понял, о ком речь.
– Нет. Я не хочу, чтобы ты подумала, что я… одобряю его поступок… Но… – король замялся,– но он был благородным и отважным человеком, как бы там ни было. И все закончилось именно так, как я и хотел, когда нанимал его. Я, конечно, желаю скорейшего выздо…
– Мы уже полно это обсудили,– ответила Лэйна.– Мой отец, посмотрим правде в глаза, поступил нехорошо, и все закончилось для него не так плохо, как могло бы. А ведь…
– Что?
– А ведь не погибни Зерван да Ксанкар, ты должен был бы объявить его в розыск и назначить награду за его голову. Ты не думал об этом, любовь моя?
– Нет, не о чем тут думать. Я уже сделал бесчестный поступок не так давно. О чем я действительно жалею – что не могу объясниться и принести свои извинения за это. Некому уже. Мое первое за всю жизнь бесчестье да Ксанкар забрал с собой в могилу на дне Вартуги. А другого больше никогда не будет. Оставим эту тему.
– И лучше уже навсегда. Мир его праху. Кстати, я узнала, что утром ты подписал указ, запрещающий охотиться на баньши. Это не все поймут, несмотря на то что теперь устранено последнее разногласие с соседствующими эльфами…
– Но ты-то поймешь, любовь моя?
Принцесса молча кивнула.
* * *
Силорн прислушался к крику ночной птицы. Он уже привык к ней. Ночь за ночью она тоскливо кричит, нарушая тишину, царящую у заброшенного форта в Мертвых горах. Ночь за ночью он, Силорн Вернаро Этиан, стоит на страже согласно данному им слову. В одиночестве. Только он и та птица. Но сегодняшняя ночь последняя.
Все это было уже ни к чему – некого ждать у полуразрушенных ворот. Но и там, внутри, где царили печаль и горе, верному телохранителю делать было нечего. Слуги и остальные охранники еще два дня назад покинули форт, собрав все пожитки и оставив свою госпожу один на один с ее личным горем. А его – один на один с долгом.
