Алек стоял у грубовато сколоченных столиков, обернулся, посмотрел на детей с непонятной улыбкой. Гарий подумал, что он ушёл от них вперёд не просто так.
Может, спросить старшего брата, что же теперь ему делать?..
Но тут Гарий увидел похоронные корабли, и все возможные вопросы тут же вылетели у него из головы.
Первый корабль выглядел как настоящий — да и был им, наверняка если его спустить на воду, он поплывёт. Небольшой, шагов десять в длину. Плавные обводы, мачты без парусов, конечно, — лишь полоскались на ветру уже вылинявшие флаги.
Корабль стоял на подпорках над ручьём, который растекался здесь на несколько говорливых мелких потоков. Красивое место… это очень важно — чтобы место было красивым. Важно не для мёртвых, для живых.
Остальные "корабли" были гораздо больше — обычные грубые деревянные срубы, лишь своей неправильной формой похожие на ладьи. Они так же стояли над бегущей водой на мощных опорах.
Такие некрополисы часты в землях воличей. Лодка, переправляющая через реку смерти и забвения — очень старый символ.
Деревья вокруг некрополиса пестрели ленточками.
Мона подошла вплотную, её глаза были серьёзны. Пихнула ему в руки его плащ.
— А… спасибо.
Он поколебался, стоит ли брать её за руку. Хотелось — не в присутствии же мёртвых.
— Ты был здесь раньшё? — спросила Мона почти шёпотом.
— Нет, — Гарий покачал головой. — Алек и его товарищи меня не брали, я… не был достаточно силён для такого ходжа, — признался он. — Меня оставляли дома, присматривать за малышнёй, и я обычно не возражал, потому что… это не мои мёртвые. Не одна кровь.
И ещё потому что боялся.
— Не одна кровь, — повторил Алек, дети невольно вздрогнули. — Но это и твои мёртвые.
— Я не считал себя вправе, — прошептал Гарий.
— И зря, — Алек забрал у него плащ, расправил и накинул на его плечи. Кивнул Моне. — Пошли, поздороваемся…
Кажется, они прибыли первыми. Обычная дорога легче — но и длиннее. Гарий, с опаской поглядывая на корабли, перебрёл ручей. Ему казалось, что воздух помимо свежести воды пропитывает аромат цветов.
— Дерек на первом, — тяжёло сказал Алек. — Он удостоился, потому что одним из первых погиб… и успел предупредить…
Молодой вой сглотнул и быстро заморгал. Доски трапа не прогнулись под быстрыми неслышными шагами. Гарий и Мона последовали за ним.
Алек открыл небольшую наклонную дверцу, ведущую внутрь корабля и стал спускаться.
В палубу были врезаны пластины мутного стекла, эти окна давали достаточно света. Гарий оглянулся, щурясь, тихо охнул, когда Мона схватила его за руку.
Внутри корабля — назвать это трюмом, или каютами? — было полным-полно народу. Они сидели у стен, лежали на скамьях. Пахло цветами.
Прямо напротив входа сидел Дерек.
Спокойное белое лицо, закрытые глаза, сложенные на коленях руки… казалось, что человек жив и лишь дремлет. Но лесная куртка — всё та же, цвета жухлой листвы, со множеством нашитых лохматушек, была прорвана на груди, и в разрезе тускло посверкивал мир, кровь мёртвых.
Алек поклонился другу, брату и учителю.
— Здравствуй, — заговорил тихо. — Мы пришли. Мы помним. Здесь со мной Гарий и Мона…
Представленные вышли вперёд.
— Здравствуй, старший брат, — поклонился Гарий. Говорить с мёртвым было… странно. Ему казалось, что за ним следит взгляд из-под опущенных век, и убитый внимательно оценивает его.
— Здравствуй, — пролепетала Мона.
— Если тяжело, — Алек опустился на пол у ног тела, оглянулся на детей, — вам необязательно оставаться здесь.
Мона была бы рада удрать прочь. Но Гарий вопросительно посмотрел на неё, сам явно намеревался остаться. Дети сели, и Алек начал тихо читать стихи из старого Покона.
Мысль о смерти — как кислота, которой можно испытать дела своей жизни. Истинные из них только те, которые не растают в дымке и не обесцветятся под воздействием её.
КнигаВыходя из корабля, Гарий пропустил девочку вперёд. Алек шёл последним, болезненно зажмурился. После сумрака трюма свет дня показался ослепительным.
Голубой дым стелился над руслом ручья. Прибывшие зажигали огни не для готовки пищи — всё нужное, уже готовое, принесли с собой, — для поминовения. Разговаривали тихо, двигались неторопливо. Так диктовали правила уважения к мёртвым, но мальчишке на какой-то страшный миг все окружающие показались похожими на тех, что остались в деревянном чреве корабля.
Мона потянула его за рукав, указывая в сторону:
— Нас зовут.
Они подошли, и Линда вручила два берестяных стаканчика с крепчайшей рябиновой наливкой. Оглянулась:
— Наверное, будет правильно, если Алек скажет…
Алек не стал спорить и снова нараспев прочёл стихи Покона. Плеснул на нос корабля, и тёмно-красную струю унесла вода, остаток залпом выпил, и все последовали его примеру.
Гарий, подражая старшим, опрокинул в себя стаканчик и задохнулся, усилием воли придавил кашель. Ему случалось пробовать на праздниках слабое ягодное или молочное вино, но чего-то более крепкого — никогда.
Мона аккуратно похлопала его по спине, явно придавив желание врезать от всей души. Гарий кивком поблагодарил, говорить он ещё не мог, пыхтя и обливаясь слезами. Девочка поглядела на него и нерешительно сунула нос в стаканчик.
— Слушай. А мне вообще можно? Сейчас?
Гарий так и замер с открытым ртом, чувствуя, что он начинает разъезжаться в улыбке. Спохватился — ещё посмейся на поминках…
— Можно, — разрешил великодушно и тут же добавил, — немножко.
Мона осторожно отпила, передёрнулась и вылила остаток, разделив между ручьём и поминальным костром. Они отошли к столу, где уже были разложены самые простые яства. И, конечно, ничего сладкого.
Девочка подтолкнула локтём, глазами указала в сторону. Гарий изумлённо выдохнул через зубы, обнаружив за соседним столом Тролля.
— Какого он вообще припёрся? — свирепо зашептал он. — Почему не остался при караване?
Берич сидел, повесив голову и опустив кулаки на колени. Не нужно было быть сердцеведом, чтобы понять, насколько неуютно он, чужак, ощущает себя тут.
— Смерть всех уравнивает, — сказала Мона. — Если уж он припёр… пришёл сюда, пусть его.
Вот Алек что-то сказал Троллю, и он ещё больше вжал голову в плечи, съёжился. Неуверенно протянул руку, взял кусок грубовато накромсанной дичины, лепёшку.
Гарий фыркнул, глядя, как осторожно он жуёт.
— Небось думает, что навлекает на себя проклятье от наших мёртвых.
— Как раз этим мёртвым ни к чему проклинать берича, — задумчиво сказала Мона. — К племенам болотников они никакого касательства не имеют — здесь только те, что погибли в боях с империей. Куда это он?
