Но раньше много чего прошло бы. Если тетку ребенок не любит, он легко поддастся чужому влиянию.
Итак следует ждать покушения на Джеса Иртона? Если Лиля соберется в столицу, а там граф — и возможность сделать наследника…
Может быть. Но лично Лиля не собиралась ничего предпринимать.
Она в одиночку от убийц отмахивается? Вот и вы пожалуйте, дорогой супруг. Отобьетесь — я рада. Нет? Я буду долго плакать.
А вот третье… Третье ее тревожило всерьез.
Кто-то отправил по ее душу докторуса Крейби. И убил его.
Кто-то настропалил семейство Дарси.
Кто-то держал связь через Кариста Трелони. Кстати, и письмецо пришло, что деньги ему перечислены. Задаток.
Умирать Лиля не собиралась. А собиралась, оказавшись в Альтвере, взять купца за химок. И порасспрашивать. С применением подручных средств. Типа топор обыкновенный, железо каленое, иглы крученые и прочее.
Жестоко? Уж извиняйте. Вот когда сами от убийц поотмахиваетесь — и от наркотиков поломаетесь, тогда и будете осуждать. А Лиле и одного раза хватило.
По уши!
Так что идите-ка вы, товарищи моралисты… в Организацию Определенных Наций.
Лиля твердо знала: если на одной чаше весов ее жизнь, а на другой чужая — она выберет себя. Ну разве что с Мири будет колебаться. А все остальные…
Они ей кто? Братья? Сватья? Родители?
Ее семья погибла. Там, в двадцать первом веке. Там же остался и любимый человек. Вот за них она бы глотку перегрызла.
Миранда — это другое. Девочку она полюбила. Хотя и не знала, готова ли ради нее рискнуть своей жизнью. А все остальные…
Ну не святая она. Ни разу. Что бы там ни утверждал пастор Воплер.
Не святая.
Итак, три опасности. Три кита. Но если первые две она понимала, то что ведет третью группу? И кто это такие?
Оставалось только гадать. И отписать, что она при смерти. Ну и Миранда тоже. А почему нет?
Потравилась, подавилась… да что угодно.
Написать отцу и попросить соблюдать секретность было делом минуты. Ганц Тримейн тоже не спорил. Но оставалась еще Алисия.
Свекровь писала Лиле раз в двадцать дней. А то и чаще. Сплетни, слухи, дворцовые интриги — в ее письмах было все. Лиля в ответ отписывалась о своем и Миранды самочувствии, настроении и погоде в Иртоне. А о чем тут еще писать?
Не высказывать же свое мнение по поводу того, что графиня Н. спит с герцогом М., а ее супруг полностью в курсе и закрывает на все глаза.
Хотя карту королевского двора Лиля составлять начала. Идея принадлежала не ей, но почему бы не воспользоваться?
Нарисовала кучу карточек, надписала их «граф Н.», «графиня М.», «барон Д.» и так далее — и на каждой карточке список. Муж, жена, дети, с кем спит, с кем дружит и враждует.
Когда есть бумага, это несложно. Хотя и жаль ее переводить на такие мелочи.
Пастор все время порывался написать Светлому Престолу про изобретение графини, но Лиля удерживала его от опрометчивого поступка. Мол, подождите. Вот предъявим им что-нибудь, тогда оценят. А просто так… нет, не пойдет. Не по-графски.
Ох, сколько же предстоит еще дел…
Лиля начинала понимать бизнесменов двадцать первого века. И серьезно задумалась над изобретением ежедневника. А почему бы нет? В перспективе. Надо только улучшить вид бумаги.
Еще немного времени есть. Она должна справиться.
О болезни Аделаиды Вельс Ричарду донесли почти сразу. Джес, который сидел у него в это время, нахмурился.
— Что еще?
— Не знаю. Но проведать ее надо.
Аделаиду они застали в кровати. Дама была мраморно-белой, с синими губами и запавшими глазами. И производила жуткое впечатление.
— Что с вами? — Рик был учтив и спокоен. Но уже обратил внимание на кучу окровавленных тряпок у кровати. Они были прикрыты, но…
Аделаида всхлипнула:
— Я… потеряла… ребенка…
И слезы хлынули водопадом.
Рик вздохнул. Посмотрел на Джеса.
— Разбирайся.
И вышел.
Джерисон с удовольствием послал бы Аделаиду куда подальше и ушел, но…
— Как это случилось?
— Я нервничала. Докторус сказал, что от переживаний такое бывает…
На самом деле Аделаида просто сходила к ведьме за порошком, вызывающим обильные месячные кровотечения. И приняла его. Ну и…
Мало какая женщина хорошо выглядит в такие дни. А если еще и кровопотеря значительная…
Джес вздохнул:
— Ладно. Не плачь. Все к лучшему…
Вот этого говорить ему не стоило.
— К лучшему?! — Голос женщины взвился до визга. — К ЛУЧШЕМУ?!!
Джес понял, что совершил тактическую ошибку. Но отступать было поздно.
— Ребенок был бы незаконным…
— Из-за тебя!!! — взвизгнула Адель. — Только из-за тебя!!! Ты его ненавидел, ты желал ему смерти… О мой бедный малыш!!! — И залилась слезами, упав в подушку.
Джес тяжко вздохнул. Утешать? Не хотелось. Ну и не надо.
— Ваше сиятельство… — Одна из служанок мышью шмыгнула к нему. — Вы бы… она же сейчас еще больше расстроится…
Джес понял все правильно. Иди-ка ты отсюда, не изводи женщину. Так что граф развернулся и вышел из комнаты.
Адель порыдала еще минут десять для порядка, а потом уселась поудобнее на кровати.
Итак. Ребенка нет. А Джерисон знает, что он во всем виноват. Тут граф Лорт не солгал.
Теперь ей предстоит поездка в Ивернею. Там ее встретят люди графа Лорта. И она сделает, что они попросят. Просто потому, что ей надо где-то жить. Ативерна уже не подойдет. А Альтрес Лорт обещал в случае успеха выгодное замужество. И проживание где-нибудь в уэльстерской глуши.
Не идеал. Но…
Если бы Алексу все удалось, она бы выиграла. Но раз уж этот кретин даже умереть не смог, не подставляя ее…
Сейчас она будет цепляться за любую соломинку.
Она все сделает. Пройдет по раскаленным углям, ляжет в постель с кем угодно, съест живую жабу…
Жить хочется…
Амир выздоравливал. Медленно, но уверенно. Приступы острой боли прекратились. И тошнота тоже отступала. Ему было намного лучше.
Пришло письмо от отца.
По предложению Лили Сулана расспросили. Мало того, сделали «фоторобот» — портрет того самого Шараджи — и отправили его в Ханганат. С громадными благодарностями лично от графини за грамотные и своевременные действия Великого Хангана.
«Если бы твой отец сразу тебя не изолировал… могли и не довезти. А так — изоляция, и отравители спешно ищут, как тебе подбросить яд. Нашли. Но в спешке и сами засветились. Сулан сильно и не виноват. Глуп, суеверен, но ведь хотел как лучше…»
Амира это не утешило. Даже если тебя травят с лучшими намерениями — итог все равно один. Но повезло. А потом — еще больше.
