Великий Ханган нашел-таки того самого Шараджи из храма. И спросил.
Служитель оказался весьма нестойким товарищем, боль терпел недолго и вскоре во всем признался. Оказалось, что в смерти Гизьяр и в болезни Амира была виновна Батита. Вторая (теперь уже первая) жена Хангана, мать Селима.
Лиля сперва недоумевала, но потом дело прояснилось. В семнадцать лет наследнику подарили пять девушек. Гизьяр юный Ханган полюбил. Но и остальных… хм… тоже полюбил. Только уже не душой, а другой частью организма.
Аккурат после того, как любимая женщина забеременела. В этот период ханганы к женщинам не прикасаются, чтобы не повредить ребенку. Вот второй и была Батита.
Были бы девчонки умные — договорились бы. Но тут… Гизьяр хотела любви, Батита — власти, еще три бабы тоже тянули одеяло на себя… Договориться не удалось.
Амир родился первенцем. И стал наследником. Мать его умерла ровно через шесть лет.
Отчего?
Грибы есть не хотела? Простите, какие грибы? Ах, от яда? Да, наверное. Симптомы были весьма похожи.
Почему ребенка раньше не отравили? Так отец, подозревая что-то, отправил его на воспитание к одному из Стражей караванных троп. Амир узнал красоту пустыни и полюбил ее. Там бы и жил. Но пришлось возвращаться во дворец. Ну и…
Результат — налицо.
Лечиться еще полгода, оправляться от последствий отравления — два года.
Батита, конечно, поплатилась головой. Как и Селим — на всякий случай. Но здоровье мальчишки было уже подорвано.
Откуда она узнала о свойствах ртути? Так Шараджи был пятым сыном ее отца. Был когда-то влюблен в свою сестрицу, но, когда красавицу подарили Хангану (тогда еще наследнику), с горя ушел в храм. И сам видел, что бывает от частого употребления киновари.
Теперь жизнь Амира была в безопасности. Но возвращаться домой было рано. Лиля весьма резко заявила докторусам, что, пока больной не вылечится полностью, она никуда мальчишку не отпустит. Вас что-то не устраивает?
А вы пока тоже не теряйте времени. Вы учитесь. У Тахира.
Что докторусы и сделали.
Ознакомились с записями старого лекаря, пришли в тихий шок, и спустя две десятинки Лиля учила уже не двоих, а пятерых.
Ханганы были далеко не глупы.
Женщина? Да! И пусть! Звездная Кобылица тоже не мужского рода! А Лилиан Иртон смогла распознать яд, знает противоядие… Да будь она хоть кто — если бы Амир умер, с них шкуру бы спустили, не с нее.
И особенно старался Сулан. Понимание того, что он чуть не угробил пациента, лежало на плечах бедняги каменной плитой. Он-то хотел блага. А вышло…
Докторусы учились.
Лиля учила.
Пастор Воплер старался проводить беседы о пользе веры в Альдоная. Получалось плохо, но открытым текстом его никто не посылал. Зачем? Старается ведь человек…
Лиля вообще решила забрать его с собой.
Она потихоньку составляла список людей, которых нельзя оставлять в Иртоне, и получалось что-то кошмарное, метровой длины.
Мастеров. Вирман. Ханганов. Эввиров. Солдат. Своих людей (тот же Лонс и Марта…) с ума сойти можно! Одним словом — привет Интернационалу! Сбылась мечта о единении всех народов под одной крышей…
Реально в замке оставались Эмма и подчиненный ей гарнизон. Оставались слуги. Парочку Лиля забирала с собой, но именно парочку. Тащить всех слуг в столицу было просто глупо. Да и незачем. Платье натянуть дело нехитрое. С этим ей и девочки-кружевницы помогут.
Но за Иртон Лиля не волновалась.
Коптильня остается здесь. Солеварня тоже. Принцип оброка Лиля на пальцах объяснила Арту Видрасу, и мужчина принял его с восторгом. Господские поля надо было сдать в аренду, за десятую часть урожая. В Иртон выписать еще одного пастора, а то и двух. И выделить им содержание. Часть деньгами, из того, что продадут на ярмарке. Часть продуктами. Жить будут в замке. И ездить по деревням, чтобы никто без пригляда не оставался.
Пастор Воплер уверял, что на таких условиях недостатка в желающих не будет. Но Лиля и сама собиралась поговорить об этом с патером Лейдером. Воплер нужен был ей самой. Умный и искренне верующий — идеальное для нее сочетание.
Присылать деньги на содержание поместья Лиля будет. Можно — Эмме. Но вряд ли в этом возникнет нужда. База скота есть, приплод они приносить начнут, система трехполья была воспринята без удовольствия, но более-менее. Оставались деревенские девушки-кружевницы.
Но те буквально рвались с графиней в Лавери.
Лиля подумала. И махнула рукой. Почему бы нет? Пусть едут. Найдется и где поселить, и к какому делу приставить…
Писал ей Ганц Тримейн. Он договорился с Августом Броклендом, вооружился крупной суммой денег и выкупил все заложенные Алексом драгоценности. Благо тот и описал их, и рассказал, куда сплавил…
Август Брокленд, увидев их, взвился до небес. Среди колец было одно, которое он сам подарил матери Лилиан. Простенькое такое, с круглым сапфиром в окружении бирюзы. Не слишком дорогое. Но — первое. Август передал его дочери, как память о любимой.
Лиля задумалась, почему она не взяла с собой свои побрякушки. Расспросила Марту. И узнала, что после свадьбы ходила вся в соплях. Куда там до бижутерии. Могла и оставить, и перепутать, и что угодно… после такой-то брачной ночи.
А теперь оно было подарено любовнице и заложено, чтобы оплатить убийство его дочери.
Лиля с большим трудом уговорила отца не убивать зятя сразу. Хотя Август рвал и метал. На верфях Джесу уже ничего не светило. А его письма Август принялся рвать, не распечатывая.
Джерисон написал об этом королю, и его величество вызвал барона для беседы. Где Август, не выбирая выражений, и спустил на Джеса такого кобеля, что собака Баскервилей щеночком бы показалась. И в завершение добавил, что его дочь — явно в Сияющие готовится, с таким-то муженьком. А мучительную смерть ей любовницы мужа обеспечат. На его же деньги.
Это оказалось последней каплей. И Эдоард отписал графу Иртону.
Устроил Джесу качественную головомойку, искренне удивился, что у такого отца, как Джайс, вырос такой осел, и пообещал, что, если Джес сделает хоть один неверный шаг, хоть словом намекнет жене, что он недоволен, если графиня Иртон хоть бровью поведет — следующим местом службы короне для графа будет такое захолустье, что Иртон рядом с ним столицей покажется.
Нет, ну надо же быть таким болваном?!
Гуляешь ты? Гуляй! Сам грешен! Но осторожнее надо быть!
И уж точно не дарить колец жены любовнице.
Да, у него была Джессимин! Но ведь Джесси не устраивала покушений на Имоджин. Она не пыталась сжить со света принцессу. Не стремилась блистать при дворе, не выпрашивала подарки… Кстати, драгоценностей короны Эдоард ей и не дарил. Тем более — побрякушек Имоджин. Она просто жила и любила.
