Как нельзя было использовать свой излюбленный приём – отключить все эмоции. Ей ещё предстояло вместе с Синалой помочь раненым, и времени на то, чтобы падать в обморок, как нервной девственнице в припортовом борделе, у неё не оставалось. Снеара глубоко вздохнула, стараясь не обращать внимания на пропитавший всё вокруг запах крови и распоротых внутренностей, сунула клинки в ножны, краем сознания отметив, что позже их нужно будет почистить. Но это могло сейчас подождать, а вот умирающие люди – вряд ли.
Жрица криво усмехнулась, обнаружив, что, едва она вспомнила о своих обязанностях, головокружение прошло, как по волшебству, и с горькой иронией констатировала, что железный организм меча богини явно не приспособлен к таким изыскам, как обмороки от нервного потрясения, а все неприятные ощущения – это не более чем последствия жуткой усталости. Ещё никогда она так сильно не выкладывалась в бою – ну если не считать встречи с излишне любопытной тварью в Северном лесу и охотником на жриц на торговом тракте, которые тоже, кстати, привели к потере сознания.
Девушка зашагала через поле боя к палаткам, куда сносили раненых, едко комментируя про себя свою поразительную способность нагнетать обстановку и драматизировать ситуацию, видимо оставшуюся ещё с тех времён, когда она была человеком, и теперь иногда проявляющуюся по старой памяти совершенно не ко времени. Это позволяло не обращать внимания на то, что происходило вокруг неё, давая возможность хоть немного контролировать ужас от мысли, что и она сама приложила руку к созданию этого кошмара.
Снеаре понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, как она ошибалась, считая поле боя самым страшным своим кошмаром. Лазарет оказался гораздо хуже. Стоны и крики раненых в замкнутом пространстве палаток звучали уже совсем жутко, запах крови и боли сводил с ума, а требовалось ещё осматривать пострадавших, накладывать швы и повязки. Но самым невыносимым было находиться среди смертельно раненых. Их следовало как можно скорее исцелять силой богини, но жриц, способных на это, было всего две, а людей, нуждающихся в помощи, гораздо больше. Девушка не сомневалась, что навсегда запомнит крики и мольбы о помощи. Солдаты из последних сил протягивали к ним руки и умирали потому, что целительницы просто физически не успевали до них добраться. Всё-таки любое лечение, даже божественное, требовало времени, а у этих несчастных как раз его и не было.
И даже боль от применения силы богини Эналы, не идущая ни в какое сравнение с тем, что жрица испытывала, сражаясь на поле боя, используя силу меча богини, не могла подавить муки, поднимающейся у неё в душе при виде умирающих на её глазах солдат и собственной беспомощности что-либо изменить. Каждое исцеление даже для неё, привыкшей к постоянной боли во всём теле, становилось пыткой, особенно после изнурительного сражения, но Снеара упрямо, раз за разом прикасалась к умирающим людям, направляя в изломанное, истерзанное тело силу богини. Иногда это длилось очень долго, но бывало, для того, чтобы спасти чью-то жизнь, требовалось залечить не такую уж и большую рану. От этого становилось хуже всего – осознавать, от какой малости иногда зависит жизнь или смерть.
В конце концов всё слилось в какой-то бесконечный мутный круговорот: обжигающая раскалёнными кинжалами боль, крики раненых, очередной солдат перед ней и ставшее уже привычным усилие не показать своего ужаса при виде новых увечий. А поверх всего этого – смертельная усталость, которой мешала поддаться только сила воли или, может быть, ослиное упрямство, как эту черту характера Снеары называла мать. Девушка уже не соображала, во сне всё это происходит или наяву. И только когда Синала железным голосом, так непохожим на её обычный мягкий тон, приказала ей убираться из лазарета, вылечить свои собственные раны и выспаться наконец – она словно очнулась.
Окинув взглядом палатку и убедившись, что раненых, которым нужно немедленное исцеление, осталось не так много и старшая жрица вполне справится с ними сама, Снеара вежливо кивнула в ответ на её требование, не понимая, почему наставница так на неё злится, и нетвёрдой походкой направилась к выходу. Старательно обходя тюфяки, на которых лежали солдаты, опасаясь, что координация движений её всё-таки подведёт и она свалится на какого-нибудь бедолагу, девушка добралась до приоткрытого полога и просто выпала наружу.
Свежий воздух заставил жрицу на мгновение замереть, глубоко вдыхая ночную прохладу. Оказалось, что, пока она возилась с ранеными, наступила уже глубокая ночь и все солдаты, которым посчастливилось не пострадать серьёзно в утреннем сражении, уже давно спят, набираясь сил перед завтрашним походом. Снеара потёрла слезящиеся от усталости глаза, как-то вяло удивилась тому, что, пока она находилась в палатке, почему-то не обращала внимания на жуткий запах, царивший внутри, а теперь не может без отвращения вспомнить эту непередаваемую смесь ароматов. И задумалась над немаловажным вопросом: где именно ей следует выспаться, выполняя распоряжение своей учительницы?
Кто-то осторожно тронул её за плечо, и жрица едва сдержалась, чтобы не развернуться, выхватывая меч. В конце концов, вряд ли враг, собирающийся её убить, исхитрился подкрасться к ней так, чтобы она ничего не заметила, а потом по какой-то причине привлёк её внимание к своей персоне. Тихий голос, раздавшийся у неё над ухом, подтвердил её умозаключения:
– Идите за мной, госпожа.
Жрица молча кивнула и устало поплелась следом за торопливо семенящим впереди неё слугой. Она прекрасно знала этого неприметного спокойного человека, которого дядя приставил к Литари в качестве доверенного лица. Почему-то было очень приятно сознавать, что даже после первого в своей жизни боя принц всё-таки вспомнил о ней и счёл нужным позаботиться о её удобстве.
К счастью, девушке не пришлось слишком далеко идти: шагах в двадцати от лазарета была установлена небольшая палатка, куда слуга и пригласил её войти. Проскользнув внутрь, Снеара не могла сдержать улыбки: все вещи, находившиеся на этом маленьком пространстве, отчётливо свидетельствовали о том, насколько разными были люди, удосужившиеся проявить о ней заботу. Тощий походный тюфяк с небрежно брошенным поверх него тонким одеялом недвусмысленно намекали, что Тенира всё-таки пришла к выводу, что её ученица в данный момент нуждается во сне. А стоящий на складном столике поднос с едой ненавязчиво демонстрировал, что Литари посчитал нужным проследить за её питанием. Такие блюда для простых солдат не готовили. И самое главное – большой кувшин с водой у кровати, круглая бадья с низкими бортиками, используемая в дороге вместо ванны, и местный заменитель мыла. Наконец-то она сможет смыть с себя грязь и кровь!
