– Провалился… – подтвердил бывший королевский повар. – Случайно…
– А потом заблудился в темноте. Да?
– Заблудился в темноте…
– Вот видите!
– Да он просто за тобой повторяет, – сказал девушке Зимородок. – Он же тень!
– Нет, она правильно… я не повторяю… – с трудом выговаривая слова, молвил Иоганн Шмутце. – Просто повторять… легче.
Кадаушка победоносно улыбнулась:
– Я же говорила, что он у меня умный!
– Проводника дай, – повторил бригадиру Зимородок.
– Почему? – сказал Гугуница. – Я не обязан. Обратись к начальству, как оно решит, а потом на общем собрании вынесут постановление…
– Дай проводника, – еще раз сказал Зимородок. – Вот лично ты и дай. Ни к какому начальству мы больше не пойдем.
– Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? – взвился Гугуница. – Ты совсем дурак? Как это я дам тебе проводника? Я тебе что – бюро туризма? Я возглавляю бригаду, понял? И все!
– Огнедум…
– Как я отношусь к Огнедуму – мое личное дело! Мы добытчики, а не…
– Гугуница, – сказал Зимородок, – мы ведь и убить можем.
– Да ну? – не испугался Гугуница.
– Ну как мне тебя убедить! – взмолился Зимородок. – Скажи!
Вполне насладившись моральной победой, Гугуница проговорил:
– Насчет нашего начальства – это ты, добытчик, верно все понял. Мастера топить любое начинание. Им бы только график чтоб выполнялся – и никакой инициативы. Гасители! А повар в столовую действительно нужен, – прибавил он вдруг.
– Иоганна мы заберем, – сказал Людвиг. – После победы к себе возьму.
Иоганн Шмутце сел поудобнее, пошевелил пальцами, поежился плечами. На Людвига поглядел тоскливо.
– Эй, ты чего?.. – испугался этого взгляда Людвиг.
– Чего… – прошептал бывший королевский повар.
– От себя говори! От себя! – Людвиг несколько раз встряхнул его за плечи. – Что с тобой?
– Не хочу… обратно… – выговорил Шмутце. – Лучше… здесь.
– Ага! – возликовала Кадаушка. – Победила дружба!
– Ты не хочешь возвращаться? – Людвиг не мог поверить услышанному. – Тебе не хочется снова увидеть дворец и нашего доброго короля? Готовить рябчиков в яблоках, взбитые сливки с ягодами, суфле, мороженое?
– Лучше… кашу, – пробубнил Шмутце.
– Очнись! – Теперь Людвиг чуть не плакал. – Что с тобой? Вспомни, кто ты! Какая каша?
– Каша… лучше, – упрямо повторял Иоганн Шмутце. – Здесь… Кадаушка… Не страшно. Не мучают. – И он выкрикнул, собрав последние силы: – Весело!
После чего рухнул навзничь, потеряв сознание.
– Убился! – взвизгнула Кадаушка и спрыгнула с кровати, отталкивая Людвига к перегородке. – Уйди ты! Чуть компанчика моего не уморил… губинец!
Людвиг густо покраснел и перебрался на кровать. Шмутце слабо зашевелился на руках у Кадаушки.
– Ваше сиятельство… – пролепетал Шмутце. – Не губите!..
– Никто тебя не заберет, – ласково сказала девушка. – Никто тебя им не отдаст… Не дождутся! Будешь трудиться. Станешь уважаемым человеком… Премию получишь… Ну, ну…
Шмутце всхлипнул и улыбнулся.
– Я есть хочу, – сказал он вдруг.
– У меня конфетки остались, – обрадовалась Кадаушка. И обратилась к Штрандену: – Добытчик, ты ближе всех сидишь. Достань кулек из-под подушки.
Осчастливленный липкой конфеткой, Шмутце полулежал на полу. По его изможденному лицу текли светлые слезы.
Лучка Скелепоп заведовал музеем. Среди добытчиков он пользовался большим уважением. Особенно – за энтузиазм, обширные познания в самых неожиданных областях и полное бескорыстие. Он обитал в крошечной каморке при музее, владел сотней растрепанных тетрадей, собственноручно им исписанных, и одним-единственным костюмом, состоящим из холщовых брюк и когда-то приличной куртки. Эту одежду он надевал спускаясь в шахты, принимая экскурсии, посещая университет, консультируя при оценке крупных драгоценных камней, в качестве приглашенного на какое-нибудь торжество – словом, при любых обстоятельствах. Внешность Лучки тоже никогда не менялась – уже несколько поколений колобашек помнило его сутуловатым, худощавым, с немного усталым лицом, прорезанным спокойными продольными морщинами, со внимательным взглядом, всегда невозмутимого и готового ответить на любой вопрос.
В плане питания Лучка был приписан к одной из столовых. Жены у него никогда не было.
Кроме работы с образцами горных пород, Лучка вел различные научные исследования. В частности, изучал стихосложение и звезды. Для последнего он сконструировал прибор для разглядывания небесных тел и, выставив трубу из расселины, по ночам наблюдал за небом. Этот прибор, который называли «скелепоп», в свое время произвел на колобашек такое сильное впечатление, что даже послужил основанием для прозвища Лучки. Желающим он позволял посмотреть сквозь скелепоп на звезды. Увиденное многих ошеломляло.
Среди добытчиков Лучка имел своих агентов. Как только в процессе горнодобывающих работ в породе открывалась пустота, заполненная кристаллами, Лучку немедленно оповещали, а работы приостанавливали. Ученый появлялся почти мгновенно с набором стареньких инструментов. Осматривал пустотку. Если он просил помочь – добытчики охотно пособляли. Ни один бригадир не решался против этого возражать. Лучка вынимал образец и бережно уносил к себе в музей, прижимая к животу, а пустотку тотчас проходили и оставшиеся кристаллы спускали в отвалы.
Несмотря на внешнюю хрупкость, Лучка Скелепоп обладал огромной физической силой и мог пронести, если потребуется, очень тяжелый образец на весьма длинное расстояние.
Вот к этому-то выдающемуся колобашке и решил направить пришельцев бригадир Гугуница. Заодно и музей осмотрят.
Решение это созревало, пока сидели в бараке у Кадаушки. Гловач усердно строчил в толстой тетрадке, вписывая балладу за балладой. Гугуница стряпал ходатайство о зачислении в штат нового повара с испытательным сроком в два месяца. Кадаушка же разглядывала в корзине обещанный Марион «секретик» – спящего в постельке малютку-недомера.
– Он настоящий? – спросила она наконец, облизывая губы. – Живой?
– Куда живее, – отозвалась Марион.
Кадаушка склонилась над эльфиком и осторожно погладила его пальцем:
– Какой хорошенький…
Длинная судорога пробежала по телу Канделы, он выпростал из-под одеяла крылышки и забил ими.
– Графиня Зора! – завопил он тонким голоском. – Нет!..
Кадаушка отдернула руку. Малютка-недомер сел на кроватке, натянул одеяльце, прикрывая волосатую грудь, и капризно произнес:
– Меня укачало… А почему темно? Я желаю порхать над цветами в пронизанной светом оранжерее… Чтоб без сквозняков. Мне кажется, меня продуло. О, где он, прекрасный юноша, что спасет меня от злого прострела, натерев мне спинку пахучими мазями?
