На полу на коленях сидит Арика. От вечной ухоженности девушки мало что осталось: волосы перепутались, одежда измята. По заплаканному лицу стекают слёзы, она рыдает и всхлипывает. Стоило ей взглянуть на меня и узнать, как ей стало ещё тяжелее, она опустила голову и с болью разрыдалась чуть громче.
Левая рука Арики безвольно висит вдоль тела, а правой она держит левую ниже локтя. Кожа служанки побледнела.
Перед ней, возле колен, лежит пустая ампула и использованный шприц. Спустя целый год она сорвалась…
В такие моменты я совершенно теряюсь, не знаю, как себя вести, что делать. Взяв девушку на руки, я для начала поднял её с холодного кафельного пола и понёс к ней в комнату.
Арика появилась на пороге моего дома очень давно. Она только ушла из семьи, чтобы найти работу, обзавестись домом, стать самостоятельной. Я, как человек несобранный, нехозяйственный, очень нуждался в служанке и сразу взял её на работу. Девочка росла у меня на глазах, старательно работая, общаясь со мной робко, но с неимоверным терпением. Так она стала настоящей взрослой девушкой за эти пять или даже больше лет. Мы стали очень близки. После пары лет абсолютного одиночества впервые появился дорогой мне человек.
Но у Арики свой скелет в шкафу. Кривой оскал его черепа я обнаружил спустя полтора года – девушка оказалась наркоманкой. Одна из причин, по которой она пришла работать ко мне, – ей требовались деньги на дозу. Первый раз я застал её примерно так же, как сегодня. Она долго плакала…
В её сознании боролось желание бросить, завязать, но не хватало силы воли. Она с ненавистью орала сама на себя, пыталась сделать себе больно, но продолжала принимать редкий сильнодействующий наркотик Чёрный День…
Я старался помогать держаться. Со временем случаи употребления Чёрного Дня стали более редкими, пока она совсем не принимала наркотик уже целый год.
И вот теперь…
– Успокойся, Арика, – я положил девушку на кровать и достал из тумбочки специально заготовленные на подобные случаи таблетки, которые помогают снизить последствия употребления Дня, – Ты меня слышишь?
– Что я наделала? – сквозь слёзы пробормотала девушка.
– Мы всё исправим. Мы справимся с твоей тягой, – я поддержал Арику под голову и протянул таблетки, – Надо это принять.
Девушка обессилено кивнула и приоткрыла рот. Я последовательно вложил ей три целебных кругляшка и помог проглотить. Девушка обмякла и продолжила тихо рыдать.
– Всё будет хорошо.
– Не будет, Август, – прошептала Арика, – Эта дрянь убьёт меня через пару лет.
– А мы больше не будем её принимать, – я старался, как мог, подбодрить девушку.
– Я вечно срываюсь, я не смогу…
– Мы поможем тебе.
– У вас ничего не выйдет: я безнадёжно слаба, я уже не могу остановиться, – на бледное, измученное лицо Арики больно смотреть.
– Это всего лишь одна ошибка, мы её исправим! – уверил я девушку.
– Август, ты же сам не веришь в это…
Это неправда или… нет, я уверен, что это неправда!
– Я в это верю, Арика! – я взял девушку за совсем слабую руку, – Мы всё исправим!
– Ты обещаешь? – хрипло спросила Арика.
– Обещаю, но и ты должна обещать!
Глаза девушки слипались, она готова уснуть.
– Я постараюсь…
– Нет, обещай! – настоял я.
Служанка продолжает проваливаться в забытьё. Её покрасневшие глаза слипаются, чтобы на ближайшие часы не видеть мир.
– Я обещаю, – произнесла она наконец.
– Хорошо, Арика, я горжусь тобой, а теперь скажи мне, пожалуйста, его имя.
– Доломер Ивнар, – прохрипела девушка.
– Адрес?
– Дом номер пять, улица Гражданская.
– Пароль? – я чуть крепче сжал слабую ладонь Арики.
– Капля тщедушия в руке…
– Спасибо. А теперь засыпай.
Арика спит пятый час. Первое время я не решился оставлять бедняжку одну, но, когда убедился, что оковы сна завладели ею, дал ей отдохнуть в одиночку.
В такие минуты я начинаю сильно и искренне жалеть, что не умею находить подходов к людям, не умею правильно подобрать нужных слов, не могу помочь. У Арики больше нет надежды ни на кого, кроме нас с Истерианом. Она, конечно, рассказывала про свою семью, но, если честно, я думаю, они выгнали её из дома за пагубное пристрастие…
Иоанниты действительно выродились. О каком мировом главенстве может идти речь, если последний не способен помочь всего одному человеку.
Францу я тоже не смог помочь…
Скоро станет совсем темно. В начале октября ночи начинаются рано особенно в подобную мерзкую погоду. Мелкие, словно ледяные иглы, капли моросящего вечера колотят в стёкла пулемётными очередями.
Я продолжаю ждать…
Моя помощь будет нелепой, несущественной, но… я хотя бы отведу душу. Возможно, помогу кому-то другому. За здоровье, физическое и моральное, Арики мы будем бороться завтра, послезавтра и каждый день. В голове ничего, кроме этой мысли нет.
И тут отворилась дверь. Напряжённый, как струна, как тетива лука, я моментально вскочил навстречу. Истериан ошарашено отшатнулся, недоумённо уставился на меня, напористо рвущегося в его сторону.
Следовало поскорее поставить его в известность:
– Арика сорвалась, Истериан.
Жуткая информация не сразу уложилась в голове полукровки. Пару секунд он очумело глядел на меня, а затем его лицо тронула боль. Он необычайно умеет сочувствовать, каждое событие важного для него человека переживает так же остро, как и прямой его участник.
Истериан жутко растерян, он просто не желает верить:
– Как? Не… не понимаю… не могло такого произойти, – полукровка отчаянно схватился за голову, – Как она?
– Спит. Побудь с ней, – я заспешил мимо друга к выходу.
Товарищу не нужно было объяснять, куда я ухожу.
– Ты там держи себя в руках, – посоветовал на прощание Истериан.
– Постараюсь. Помоги Арике – ты же знаешь, я в этом деле ничего дельного сделать не могу.
– Конечно, – убито кивнул полукровка.
Мне нужно бежать.
Южная окраина Гольха. Далеко от моего дома – такие расстояния так быстро я ещё не преодолевал. Улица Гражданская – яркий представитель окраин, неказистая, заваленная мусором вдоль домов, застроенная рассыпающимися зданиями. Вот где задница нашей столицы, вот где больше всего дерьма, здесь же и больше всего ублюдков. Тут они не такие жуткие, как в центре, но их очень много.
С существами из Бликов бороться полезно, но гораздо плодотворнее было бы зачистить южный район города.
А вот и дом номер пять. Одноэтажная халупа, к хозяину которой у меня самый серьёзный разговор. На ступенях растеклась какая-то дрянь – обувь явно сильно испачкается. Я постучал – спустя небольшой промежуток времени из-за двери раздался хриплый голос:
