– Чего это он, решил Горну конкуренцию составить? – сдвинув на лоб шапку, Михел поскреб затылок.
– Видимо, без щербета озверел, – предположил император, который никак не мог прицелиться. – Симка, отрыщь!
– Снимите меня-а-а-у-у!!!
Остальные охотники были уже на подходе. Правильно оценив шансы, олень перемахнул через собак и рванул, унося выжлячьим рогом воющего кота. В такие моменты перед глазами смертных проносится вся жизнь, но перед Симкиными маячил широкий черный нос, а навстречу спине мчалась непролазная чаща. Все ближе и ближе. Остатки трезвомыслия куда-то испарились, и кот сделал единственное, что мог сделать в таком положении, – раззявил пасть пошире. И укусил. Олень встал на свечку, которой позавидовал бы вышколенный жеребец на манеже.
Хозяин утверждал: первые полеты незабываемы. Дескать, дух захватывает до того, что прошибает на слезы восторга, ветер поет в ушах, и сам себе кажешься властелином скатертью расстеленного мира. Симка пролетел над корягой, ручьем, россыпью клюквы (во время очередного сальто внизу оказывалось безупречное северное небо с планирующей пустельгой), но счастливым себя не почувствовал.
А потом хвостом вперед вломился в дупло, где застрял намертво.
Финиш.
Симка пошевелил задом – под лапами что-то сухо хрупнуло, как старая скорлупа. Да наверняка она и была. В дуплах селятся и безобидные птички, но воображение нарисовало ушастого филина с кривыми когтями и клювом-долотом, по возвращении домой обнаруживающего незваного гостя, на вид вполне съедобного.
– Альтея, роди меня обратно! – возопил кот после очередной неудачной попытки освободить филейную часть тела и, хлопнув себя по лбу, выпрыгнул сквозь дуб в присыпанный листвой мох. Подобрал лапки, чувствуя себя несчастным, одиноким сиротинушкой, и вновь поступил лучшим образом, какой мог придумать в своем положении:
– Мья-а-а-у-у!!!
Послышался отдаленный лай. Казалось, он доносился со всех сторон одновременно, поэтому Симка замяукал громче, не рискуя покидать обсиженное место. Крагги и след простыл, а домовой, не приспособленный к прогулкам в чащобах, боялся заблудиться. Из собачьих голосов выделились два, особенно звонкие, и через несколько минут Арса и Горн облизывали пропащего. Кошачий облик их не смущал.
– Симео-он!
– Туточки йа-а! – фальцетом возопил домовой – аж собаки шарахнулись, поджав хвосты.
Вскоре к ручью вышли охотники в окружении песьей стаи. Буран заметно прихрамывал, но в целом выглядел неплохо. Последнее не могло не радовать – можно сказать, император был привязан к чете гончих почти как к родным детям. Особенно за неимением последних.
– Цел?
– Да! – Кот продемонстрировал роскошный хвост, к счастью, в дупле никем на зубок не опробованный.
– А ведь если б ты, Симеон, не бросился, не стало б нашего Буранчика. Земной тебе, так сказать, поклон! – подозвав Арсу и Горна, с уважением похвалил Михел. И обещанный поклон отвесил бы, если б не начинающийся ревматизм.
– Молодец, Симеон. При свидетелях клянусь, что выполню любое твое пожелание… Только одно! – поспешил предупредить император, видя, что домовой мечтательно закатил глаза.
Тот покрутил в когтях кулон и внезапно понял: отсюда надо убираться. Если сегодня крагги напал на пса, не факт, что завтра семейка карс не вломится в палатку императора. А покуда хозяин изволит дипломатии учиться, верный Симка за Повелителя в ответе…
Только как объяснить подоходчивей?!
– Вашшество, я иссправлюсь! Я на диету ссяду! Я буду носить тебе тапочки и перестану спать на твоей подушшке! Только давай вернемсся!!! – и в глубоком обмороке зарылся носом в листья, не забыв подрыгать задней лапой.
– Свежо предание, да не про тебя, – скептически хмыкнул Его Величество.
– Ты бы, Симеон, хвост опустил, а то неубедительно, – посоветовал Огдэн.
– Кажется, он претендует на должность твоего шута Ерошки, – улыбнулся граф Эстер, когда Симка не поддался на провокацию: хвост продолжал торчать штопором.
Аристан, посмеиваясь, взял кота на руки.
– И с чего б это бык на Буранчика вызверился? Ему уходить бы или отбрыкиваться, а он кинулся как бешеный. Что ему, медом было намазано? – хмурясь, пробормотал под нос Михел.
Симка хотел согласиться, да вовремя вспомнил, что в обмороке не разговаривают.
…Небо над полем опустело. Сокол-пустельга, сжимая в когтях пойманную мышь, тоже возвращался в гнездо, еще не зная, что в него забрался хорь.
– Ишицу? – Вилль… нет, демон скривился, будто проглотил навозного жука.
– Не имею ничего общего с этими стервятниками. Колдуны называют таких, как я, шедхе – повелителями огня, а наша радушная хозяйка назвала бы джинном… Смотри!
На раскрытой ладони затанцевал костерок. Миг – и пламя охватило всю кисть, но телу, занятому шедхе, оно не причиняло ни малейшего вреда.
Знахарка отодвинулась почти на самый край тюфяка. Демон, в насмешке сверкнув клыками, сжал кулак. Огонь погас.
– Боишься меня?
– Не очень… – сглотнув, Алесса продолжила: – Если бы ты хотел, то убил бы меня раньше.
– Говорю же – догадливая! – восхитился тот. – И храбрая! Я думал, ты удерешь из Трущоб, едва увидишь демона. Похвальная верность… впрочем, я больше не позволю тебе рисковать собой.
– Так это был не снежный пес, а волк!
– Это был я. Стало интересно, как далеко ты зайдешь ради меня.
Алесса хотела возразить, что вовсе не ради него, но смолчала, вспомнив карсу-ишицу из села Гусиные Прудочки. Душа бабушки Тасенки, принесенной в жертву, смогла уцелеть и не раствориться в более сильной сущности. Демон знал те же лесные тропки, что и она, помнил всех прудовчан. Так, может быть… Может, Вилля еще можно спасти?!
– И ты мной доволен?
– Доволен! – кивнул демон. Кажется, разоблачение его только порадовало.
– Ты знаешь все, что знал и помнил Вилль. Он еще здесь, верно? В своем теле?
– В МОЕМ теле! Зудит и зудит у меня в голове, ни на минуту не затыкается, щенок. – Последнее слово он произнес с каким-то мстительным удовольствием и замолчал, словно прислушиваясь к мысленному ответу. Злорадно ухмыльнулся.
Алесса робко тронула его за руку.
– Можно, я с ним поговорю? Хоть минутку! Ну, пожалуйста…
– Нет! Говори со мной – он услышит.
Алесса отвела взгляд. Невозможно было смотреть в эти алые глаза, горевшие на лице, таком знакомом и родном. Да, она знала способ борьбы с демонами. Единственный. На который еще надо решиться.
Но, проклятье, как тяжело…
«Это – единственное, что мы можем сделать! – заторопилась, волнуясь, пантера. – Вспомни, что нам говорил Арвиэль! Ну?»
