7
ЛЕНДРИ И РЕКА
Что же касается мужества нравственного, мужества, которое одно и остается, если беда застигла тебя врасплох, — он говорил, что встречал его крайне редко.[8]
Наполеон Бонапарт
Не успел Одуванчик закончить рассказ, как Желудь, который сидел с наветренной стороны, неожиданно вскинул голову, навострил уши, и ноздри его затрепетали. Странный, противный запах усилился, и через несколько мгновений беглецы совсем рядом услышали тяжелую поступь. Неожиданно листья папоротника на другой стороне тропинки разошлись, и оттуда высунулась вытянутая, похожая на собачью голова с черно-белыми полосками — морда опущена, зубы скалятся, нос почти касается земли. Потом приятели разглядели крупные мощные ноги, грязное черное туловище. Глаза уставились прямо на них, злые и умные. Голова медленно повернулась — сначала в одну сторону, потом в другую, — зверь оглядел всю сумеречную лесную тропинку и снова уставился на них свирепыми, страшными глазками. Челюсти разомкнулись, и кролики увидали зубы, сверкавшие белизной, и белые же полоски на морде. Несколько долгих мгновений все неподвижно смотрели на это чудовище. Потом Шишак, стоявший к нему ближе других, повернулся и двинулся прочь.
— Это лендри, — шепнул он на ходу. — Может быть опасен, может — нет, но я бы с ним лучше не связывался. Пошли отсюда.
Они побежали напрямик через папоротники и очень скоро увидели еще одну параллельную тропку. Шишак свернул туда и помчался вперед. Его нагнал Одуванчик, и оба они тотчас исчезли из виду за илексовыми деревьями. Орех и вся остальная компания бежали что было мочи; последним, хромая, ковылял Плошка — страх гнал его вперед, и он почти не замечал боли в лапе.
Орех добежал до деревьев на повороте и помчался дальше. Вдруг он с ходу остановился и присел. Прямо перед ним, на небольшом обрыве, уже сидели Шишак и Одуванчик и, вытянув шеи, глядели вниз, а там перед ними шумел «поток». На самом деле этот «поток» был маленькой речкой Энборн, шириной футов двенадцать — пятнадцать, а глубиной, в это время года после весенних дождей, фута два-три, но нашим друзьям она показалась такой огромной, такой широкой, какой они не могли и представить. Луна уже почти скрылась за горизонтом, стало еще темнее, но слабо поблескивавшую воду было все равно видно, кроликам удалось разглядеть редкий орешник и куст ольхи на другом берегу. Где-то там, на ветках, раза три-четыре крикнула ржанка и замолчала.
Один за другим кролики выбегали на берег и садились, молча уставясь на воду. От воды потянуло прохладой, стало холодно.
— Вот так сюрприз! — наконец произнес Шишак. — Ты этого ожидал, когда потащил нас в лес, а, Орех?
Орех устало подумал, что от Шишака, кроме неприятностей, ждать нечего. Он, конечно, не трус, но, похоже, прилично ведет себя, только если ясно видит дорогу и точно знает, что делать. Для него неизвестность хуже элиля, и тогда он злится. Вчера Шишак, слушая Пятика, рассердился на Треараха и ушел из Ауслы. Потом заколебался, не зная, стоит ли бросать обжитое место, но Капитан Падуб, появившись в самый ответственный момент, решил все его сомнения. Теперь же, увидев реку, Шишак опять растерялся, и если Ореху не удастся поднять в нем боевой дух, неприятностей не миновать. Орех вспомнил Треараха, его лукавую лесть.
— Без тебя, Шишак, мы бы вообще пропали, — сказал он. — Что за зверь это был? Он кроликов ест?
— Это лендри, — ответил Шишак. — Нам говорили про них в Аусле. Лендри не очень опасны. Кролика на бегу поймать им не под силу, да и запах их издалека слышно. Только непонятные они: говорят, иногда кролики живут у них чуть не под самым носом — и ничего. Но все-таки лучше держаться подальше. Могут выкрасть крольчонка из норы, могут напасть на раненого. В любом случае лендри враг — один из «Тысячи». Лендри легко обнаружить по запаху, но сегодня я его слышал впервые.
— Этот лендри уже съел кого-то, — сказал Черничка, и его передернуло. — Я видел кровь на морде.
— Наверное, крысу или фазаненка. Повезло нам, что он сыт, иначе мог бы оказаться и попроворней. Ну что ж, ничего страшного не случилось, и то хорошо, — сказал Шишак.
Прихрамывая, на тропу выскочили Пятик и Плошка. Увидав реку, они тоже замерли и вытаращили глаза.
— Что скажешь, Пятик, что делать? — спросил Орех. Пятик посмотрел вниз на воду и пошевелил ушами.
— Надо переправляться, — сказал он. — Но я, по-моему, плыть не смогу. Я и так из сил выбился, а Плошка еще больше.
— Переправляться? — воскликнул Шишак. — Переправляться? Да кто же из нас поплывет за реку? Зачем? В жизни не слышал подобного вздора! Кролики, как и все дикие животные, когда надо, умеют плавать, а некоторые даже купаются просто так, ради удовольствия. Если они живут на опушке леса, они каждый день переплывают ручей, чтобы сбегать в поле. Но обычно кролики воду не любят, и, конечно же, после тяжелой ночи переплыть через Энборн под силу не каждому.
— Не хочу я туда лезть, — сказал Плющ.
— А почему бы просто не пойти вдоль берега? — спросил Алтейка.
Орех понимал, что раз Пятик сказал «надо переправляться», значит, тут оставаться опасно. Только как втолковать это остальным? Но пока он ломал голову — что бы такое сказать, вдруг ему стало легче. Отчего? То ли появился какой-то запах, то ли новый звук? Потом Орех сообразил. Рядышком, за рекой, защебетал и взлетел жаворонок. Наступало утро. Низким голосом дрозд, медленно, попробовал первую трель, потом еще разок и еще, и вслед за дроздом заворковал лесной голубь. Немного рассвело, и беглецы увидели, что ручей огибает дальнюю оконечность леса. На другом берегу начинались луга.
Но сотник велел умеющим плавать первыми броситься в воду и выйти на землю, прочим же спасаться, кому на досках, а кому на чем-нибудь от корабля и таким образом все спаслись на землю.
Деяния Апостолов, гл. 2
Песчаный обрыв возвышался над водой на добрых шесть футов. Со своей кочки кролики видели поворот речки, которая бежала мимо и сворачивала влево. Наверное, ниже, на гладком обрыве гнездились ласточки, потому что, едва рассвело, несколько птиц пронеслись над водой и исчезли в вышине над лугами. Одна скоро вернулась, неся что-то в клюве, а когда она скрылась, нырнув под обрыв, оттуда послышался писк птенцов. Обрыв был небольшой. Выше по течению он полого спускался к заросшей травой лужайке, расположившейся между кромкой воды и лесом. Там река тянулась, насколько хватало глаз, прямо и ровно — ни отмели, ни галечного брода, ни упавшего на другой берег дерева. Прямо перед кроликами блестела широкая заводь, вода в ней почти не двигалась. Дальше, слева, берег спускался еще ниже, и Энборн бежала среди кустов ольшаника, весело журча по гальке. В той стороне блестела натянутая через речку колючая проволока, и кролики решили, что это отметка брода, как у них дома.
