Так я шел к Калимпорту, лишь надеясь, что иду верно. Ночью я плелся через зыбкие пески, борясь с темными мыслями, которые толпились в моей голове. Днем я спал под защитой плаща Перро.
На третью ночь мой бурдюк опустел. Где-то в ту же ночь я бросил мешок со старыми ботинками и едой. Его вес только замедлял движение, а сухари не годились без воды.
Но я двигался дальше.
Я чувствовал капли пота, которые струились по моей шее, когда солнце взошло, знаменуя начала четвертого дня моего пути. Я не остановился, чтобы поспать. Я не прошел и полпути к Калимпорту, но ушел достаточно далеко от Мемнона, чтобы повернуть назад. И я знал, что если лягу, то больше никогда не встану. Горячий ветер гнал песок, застилая мои глаза. Это рассеивало свет, но лишь усиливало жар, исходящий от шара, пылавшего над моей головой.
Но я двигался дальше.
Внезапно, ветер прекратился. Песок осыпался вниз, и сухой воздух высасывал влагу моего дыхания прежде, чем покидал мои легкие. Я надвинул на лицо капюшон, и не мог видеть солнца, но все еще чувствовал, как оно отражается от горячего песка, чтобы обойти магическую защиту плаща. Мои ступни горели, а колени — подгибались. Я перестал потеть. Мое тело исчерпало запас воды.
Но я двигался дальше. И я не был один.
Рядом со мной, напевая, шел Перро. Я пытался вспомнить слова, которыми сопровождалась эта мелодия, но они были эльфийские, и потому я не мог их припомнить.
Джейд, самая красивая женщина на свете, шла рядом, её рука мягко легла на мое плечо. Она пыталась убедить меня, что со мной все будет хорошо. Но её слова мало успокаивали меня.
Впереди меня вышагивал Дзирт До’Урден — белые волосы резко контрастировали с черной кожей. На поясе эльфа висели два меча. Дзирт лгал мне, чтобы скрыть свои намерения. Я искал его, чтобы противостоять. Силы покидали его, но их было не достаточно, чтобы поддержать мою жизнь.
Нет, спас меня самый неожиданный спутник. Её волосы струились на ветру, словно невесомые длинные пшеничные колосья. Так беззаботно и свободно. На руке её сидела птица, клювом хватая кусок хлеба с ладони. Казалось, прошли дни, прежде чем Джоэн повернулась ко мне и поманила, указывая на глаза, а потом — на горизонт.
Я проследил за взглядом подруги, через дюны, на восток, подальше от заходящего солнца. Из-за горячей дымки мне потребовалось время, чтобы увидеть то, что видела она. Но все было слишком ясно.
Деревья.
Деревья значили воду.
Вода значила жизнь.
Я оглянулся, но Джоэн уже не было. Не было и Дзирта. Я обратился к Перро, но он ушел, и руки Джейд не было на моем плече. Солнце опаляло мою кожу.
Но деревья никуда не делись.
Когда я оказался у деревьев, мое зрение прояснилось, а сердце забилось чаще. Это был не мираж, это просто не могло быть миражом. Оазис был реален — небольшой источник, маленький водоем, окруженный несколькими высокими деревьями. Они были не похожи на северные деревья, так как были тоньше, а их ветви торчали лишь у самых вершин, где несколько больших листьев образовывали естественный зонт. От этого вида мое сердце подпрыгнуло в груди. Оазис даст мне воду и укрытие, и, быть может, даже пищу, если на деревьях есть хоть какие-то плоды.
На северной стороне пруда я заметил нескольких мужчин, устроивших лагерь прямо на берегу. Внезапно, я почувствовал тошноту. Здесь было, по крайней мере, два десятка людей, одетых в яркие одежды. Их головы были обернуты тканью, видимо, чтобы защититься от лучей солнца. Дюжина лошадей толпились вокруг, жуя тонкую мшистую траву, которая разрослась на берегу пруда, или потягивая воду. Каждый человек держал в руках меч или копье. Пыльные лица собравшихся заросли грубыми кучерявыми волосами, словно люди уже несколько месяцев не видели города. С ними не было ни одной женщины, если только они не скрывались в шатрах.
Бандиты. Наверняка захватили пруд и поделятся только тогда, когда я заплачу пошлину. Я посчитал свои скудные гроши. У меня было всего две серебряные монеты, а этого, конечно, будет недостаточно. Хотелось бы мне подождать до наступления темноты, когда будет легче проскользнуть незамеченным, но моя жажда не станет ждать. Я должен идти туда сейчас же, или уже никогда не сделаю этого.
Прижимаясь низко к земле, я пересек последнюю дюну, скрывавшую оазис, чувствуя себя как на ладони. Пруд простирался не более чем на десяток ярдов в любом направлении, больше похожий на лужу, чем на настоящее озеро. Вид воды заставил мое горло разболеться. Но как мне добраться до его берега так, чтобы меня не заметили? Я пополз вниз по склону. Солнце было прямо за моей спиной.
Стволы деревьев были тонкими, а на юго-западном углу пруда они образовывали плотную рощу. Я проскользнул туда, двигаясь как можно быстрее.
Положив руку на ствол одного из деревьев, я ощутил его шероховатую кору, наслаждаясь этим ощущением. Наконец я чувствовал что-то, кроме песка. Внезапно, в бандитском лагере поднялся переполох.
Я нырнул за дерево. Я слышал громкий звон кружек. Оглядевшись, я с облегчением вздохнул. Бандиты произносили тосты. Вода выплескивалась из их кружек. Я старался даже не думать, что могло так обрадовать разбойников. Я надеялся, что они радуются обнаружению источника воды, а не отмечали смерть и ограбление своих жертв. Это меня совершенно не интересовало. Единственное, что волновало меня сейчас, была сухость горла, стук в висках, слабость в ногах и ноющая боль в суставах. Мне нужна была вода. И она нужна была мне теперь. Поэтому, пускай они отмечают. Я был рад тому, что они отвлеклись.
Я распластался на животе. Песок был покрыт упругой короткой травой. Переставляя руки, я пополз вперед, стараясь не производить звуков и не подниматься от земли. Я двигался медленно, пока, наконец, не оказался у края воды.
Сделав большой глоток, я начал пить воду так, словно никогда не видел её раньше, словно мучился от жажды всю жизнь. Я опустил в воду руки, а затем и лицо. Вытащив голову назад, я убедился, что громкий праздник продолжается, а потому никто меня не слышит, и снова погрузил её в пруд. Я молча поддержал тосты бандитов, чувствуя, что заслужил присоединиться к их празднику. Потом я до отказа заполнил водой свой живот.
— Эй, — позвал голос позади. — Это не твоя вода.
Я замер.
— Это вода. Она общая, — спокойно ответил я. Быстро я выхватил кинжал, разворачиваясь и плотно прижимая оружие к запястью руки, спрятанной под плащом.
— В пустыне все не так, — сказал человек. Он был одет так же, как остальные люди в лагере — в ярко-красный балахон, простые удобные брюки и сапоги. Его голова была покрыта темно-красным тюрбаном, который слегка размотался, но человек, казалось, не замечал этого. Его лицо было грубым, даже без многодневной щетины, покрывавшей его.
