— Видимо, сильно ему понравился твой подарок, раз такую бандурину тебе притаранил, — со знанием дела каркнул ворон.
Мирослава резко повернулась к нему лицом и недовольно поджала губы.
— Вообще-то, я не говорила, от кого это.
— Мира, тебе что, кто-то подарил… ковер? — не скрывая удивления, спросила мама, не сводя глаз с подарка, разложившегося от елки до небольшой старой печки в углу гостиной.
— Ну-ка, быстро говори, что ты знаешь! — попыталась поймать ворона юная ведьма, но тот взлетел на люстру.
— Я решил, что невежливо оставлять друга без подарка, ну и сам послал, — как-то совсем тихо закаркал, будто замурлыкал, Персей, делая невинный вид загнанного в угол зверя.
— Что ты ему послал?! — спросила Мирослава.
— Какой друг?! Иван?! — допытывалась мама. Ее уже съедало нетерпение.
— Яромиру точно понравилась та пластинка!
— Персей!!!
— Какой еще Яромир?!
— Что еще за пластинка, ешкин кот бы тебя подрал?! — спросили в разнобой все присутствующие. Ворон только лишь стал набирать амплитуду, раскачиваясь на люстре туда-сюда.
— Мне надо как-то вернуть ему подарок, — спустя несколько минут задумчиво оглядела ковер девочка. — Понесешь его прям так, не в мешке! — издевалась она над птицей. Тот, прикинув ношу, ошарашено спрыгнул прям на самовар, к счастью, Михаил Иванович успел спасти того от падения на пол.
— С ума сбрендила, ведьма? В нем килограмм двадцать пять, не меньше!
— Ну я же как-то дотащу твой мешок до школы, вот и ты передай ЭТО, — она указала на мирно лежащий ковер, — отправителю. КАК ты это сделаешь, мне мало интересно.
Спор продолжался еще некоторое время. Персей ныл и жаловался, Мирослава злилась, почему-то ей не хотелось вообще никаких подарков от Полоцкого. Раз она ему не ровня, то и подачки никакие ей от него не нужны. Мама ходила за поникшей дочерью, выспрашивая все о таинственном отправителе подарка, папа ходил следом за женой и ворчал, что это слишком дорогой подарок в их возрасте, и он голову открутит тому, чей подарок по какой-то причине не захотела принять его душенька. Бабушка ходила за сыном, уговаривая его не ворчать и отстать от дочери.
Такой вот веселый паровозик! Дурдом святого Перуна.
Спустя несколько сумасшедших дней, одного шопинга с Ольгой по торговым центрам, двум походам в кино и одного посещения аквапарка, семья все-таки вырвалась в Петергоф. Конечно, время для экскурсии было не лучшим, ибо на каникулах и в самом Питере было много гостей, а в местах по типу этого и того намного больше.
К удивлению семейства, которые только вышли из машины, заляпанной грязью, образовавшейся из растаявшего снега в столице ведьмаговского мира, в Петергофе было снежно и морозно. Будто город находился не в нескольких десятках километров от Питера, а намного севернее. Несмотря на близкую приближенность к Финскому заливу, ветер здесь был не сильный. Однако не для всех.
Большинство людей шли, чуть склонившись вперед и хватаясь за шапки и капюшоны, не желая потом гоняться за потерянными вещами. Мирославу удивил этот факт, и она сделала самый простой вывод — простаки. Для всей ее семьи бабушка нашептала какой-то заговор, и ветер обходил их будто стороной, а мороз не щекотал неприятными мурашками кожу.
Деревья были заснежены, статуи также были покрыты снежной шапкой, дорожки аккуратно подметены. Предъявив билеты контроллеру, Морозовы прошли внутрь Большого Дворца. Михаил поддерживал Серафиму Николаевну под руку, чтобы ей было легче идти. Так не в слишком торопливом темпе и посреди галдящей толпы туристов, состоящей почти полностью из гостей из Китая, все по очереди сдали верхнюю одежду в гардеробном зале. Взяв номерки, они прошли сквозь турникеты и вышли на парадную лестницу через просторный вестибюль с мраморными полами и белоснежными колоннами.
Лестница была некой прелюдией к интерьерам и убранствам дворца, удивляла его гостей своими «волшебными чертогами». Тусклый зимний свет, льющийся из многочисленных окон, сливаясь со светом искусственного освещения от ламп, показывал парадную лестницу во всем ее великолепии. Перила были декорированы коваными решетками, стены золоченной деревянной резьбой в виде гирлянд, венков роз и вензелей. Вдоль этих самых перил стояли золоченые резные вазы, а на площадке второго этажа высились четыре фигуры молодых девушек, символизирующих времена года: Зима, Весна, Лето и Осень.
Во дворце, по словам экскурсовода, было тридцать залов, интерьеры которых сменялись и равнялись периодам смены власти, а также веяний моды. Через украшенную золоченой резьбой дверь статная девушка вела свою группу в Танцевальный зал дворца. Имперская роскошь захватывала дух от изобилия золотых барельефов и высоких зеркал, которые отражали льющийся свет из высоких окон, расположенных в два яруса.
Следующим залом был Чесменский, стиль классицизма здесь брал верх над вычурным барокко.
— Картины, которые вы видите, посвящены Чесменскому морскому сражению, — говорила в небольшой микрофон экскурсовод, остановившись посреди зала, — оно закончилось победой русских войск в русско-турецкой войне. Автором двенадцати полотен был немецкий художник Якоб Гаккерт.
В таком ритме и стиле, собственно, как и любая другая экскурсия, группа обошла еще Тронный зал, площадь которого равнялась 330кв.м.; аудиенц-зал, запомнившийся плафоном на потолке с изображением «Освобождения иерусалима»; Картинный зал, от пола до потолка в котором все было увешано портретами молодых девушек из коллекции итальянского художника Пьетро Ротари.
Мирослава шла позади всех, стараясь не упустить ни одной детали. Ее завораживали такие места, ведь здесь кипела настоящая, а не музейная жизнь около ста лет назад. Ей хотелось наперекор запретам трогать все руками, прикасаться к истории. Получить ту богатую энергетику, которая чувствовалась и лилась из каждого мазка краски, кусочка ткани или дощечки паркета. Вот так лечь, лежать и впитывать. Когда-то здесь не было туристов, ослепляющих историческое место вспышками фотокамер, а проходили балы, светские рауты, маскарады и, в конце концов, здесь кто-то просто шел утром с чашкой кофе и думал:
— А не развязать ли новую войну? Не освободить ли крестьян? Не провести ли экономическую реформу?
Когда данная мысль сильно захватила девочку, она, кажется, вжилась в фантазию сильнее нужного, оставшись в пространстве почти одна — без толпы туристов и бдящих смотрителей залов. Только вот сейчас в ее направлении кто-то шел в домашних тапках и растянутой футболке. В зубах этот кто-то держал простой карандаш, в одной руке кружку с каким-то напитком, а в другой стопку пергаментов.
Спустя пару мгновений Мирослава поняла, что она отстала от группы и находится посреди какой-то проходной комнаты. Голоса галдящих туристов стихли, и теперь она потерялась. Навострив уши и приказав себе не трусить, Мирослава вспомнила, что она, вообще-то, ведьма и вообще не должна ничего бояться. Поэтому, взяв себя в руки, двинулась навстречу другому посетителю дворца. Тот, подняв голову, резко замер, от чего вода из кружки с плеском вылилась на начищенный до блеска паркет.
— Привет, — сказал ошарашенный Яромир, все еще держа в зубах карандаш. Он, поняв это, просто выплюнул его на пол, и тот, с глухим стуком упав, покатился в сторону.
Мирослава, глядя на него во все глаза, не знала, радоваться этой встрече, или не стоит.
— Ты тоже здесь на экскурсии? — спросила девочка, забыв поздороваться. Отчего-то ей было очень необычно общаться с одногруппником за пределами Ведограда.
— Что? — удивленно поднял черную бровь Полоцкий, а затем покачал головой. — Вообще-то, нет, я здесь… — он замялся под внимательным взглядом школьной знакомой, но все-таки закончил, — … живу.
Мирослава истерично хохотнула, оценив шутку, но мигом улыбка сошла с ее лица, когда она поняла, что вряд ли можно прийти на экскурсию в домашних тапках на босу ногу.
— Аа-а-а, — глупо протянула девочка и стала оглядываться. Куда же все-таки ушла ее группа, и где она найдет родителей с бабушкой?
