А мысли? Эти неправильные мысли! Они появились сразу же, стоило ей проснуться, а ведь это случилось всего неделю назад.
«Ты должна выиграть. Тогда тебя возьмет Хозяин. Ты должна подчиняться. И ты ДОЛЖНА быть счастлива», — каждое утро говорила она себе, плетя проклятую косищу. А кто-то чужой, дерзкий, живущий в огненноволосой голове, ехидно насмешничал: «О-о-о!».
Кэсс туго-натуго перетянула волосы кожаным ремешком и выглянула в окно. Там лил дождь. Он стоял непроглядной стеной, мешая видеть дальше, чем на два шага. И так уже третий день. Девушка вздохнула, накинула на плечи тяжелый кожаный плащ и медленно подошла к двери. Тренировка.
Как она их ненавидела! И это лишь усугубляло её непохожесть на остальных. Все любили заниматься с Наставником. Претендентки прекрасно понимали, что только он способен научить их тому, как одержать победу. А победа означала, что счастливица сможет обрести господина. Кэсс это тоже понимала и знала — так и должно быть, а значит нужно стараться. Вот только… как бы ни твердила она себе о покорности и прилежании, о том, что ей нужен Хозяин — старательно заниматься не получалось. И хотя самый лучший повелитель с интересом поглядывал на нее все последние дни, что-то неуловимое мешало наречь его СВОИМ господином. Не получалось и все тут!
«А кого получится?»
Вот. Опять он. Ехидный голосок, который любит насмешничать и задавать вопросы. Рабыня ещё ниже опустила широкий капюшон. Дождь молотил по плечам и голове, вода ручьями текла со складок плаща, который стал едва ли не вдвое тяжелее своего обычного веса.
— Стой!
Девушка послушно остановилась посреди атриума. Кто бы это ни был, он — господин, значит надо слушаться. Дождь хлестал в лицо, мешая смотреть.
— Развернись и опустись на колени.
Испуганный взгляд на лужи под ногами, на раскисшую землю. Опускаться в эту жирную грязь совершенно не хотелось, но делать нечего. Господин. Кассандра выполнила приказ и застыла под порывами ветра, смиренно склонив голову.
«Да, да, склоняйся ниже, так дождь в лицо не бьет!»
В поле видимости попали мокрые сапоги. Несчастная не осмеливалась поднять голову — нельзя, пока не позволят. И дождь тут совсем ни при чем.
— Какая послушная… — довольно сказал незнакомый повелитель. — Сними плащ.
Дождь же!
Рабыня внутренне сжалась, испугавшись, что воскликнула это вслух, но господин молчал, и она перевела дыхание. Замерзшие пальцы никак не могли справиться с размокшими завязками.
«Нет-нет, конечно, ты не нарочно так дергаешь эти проклятые завязки, затягивая ещё туже! Конечно, не нарочно».
Господин зарычал:
— Что ты копаешься?!
— Узел… затянулся… — виновато объяснила она, сражаясь с упрямой шнуровкой.
Незнакомый, но такой грозный повелитель гневался. Девушка лихорадочно, но безуспешно пыталась выполнить его приказ.
— Левхойт, — негромкий голос заставил Сапоги повернуться вправо. — Вам запрещено её трогать.
— А я и не трогаю, Фрэйно, — в голосе сквозило неудовольствие.
— Встань, Кэсс. И оставь в покое плащ. Ему запрещено быть твоим Хозяином.
Невольница вздохнула с облегчением. Теперь она может не выполнять приказы Сапогов, потому что долг раба — найти Хозяина, а не выполнять прихоти тех, кто им стать не может.
— Фрэйно… — в голосе Сапогов звучала угроза. — Не лезь. Она больше не ниида.
— Она претендентка. Оракул запретил над ними насилие. Я лишь выполняю приказ. Кэсс, иди. Ты опаздываешь.
Девушка низко поклонилась и поспешила своей дорогой.
Когда она — промокшая и продрогшая — явилась на Поприще, там уже раздавался звон мечей. Опоздавшая начала торопливо раздеваться. Если она поторопится, может, Он и не заметит. Как назло, проклятая кожаная шнуровка затянулась намертво. Теперь действительно (насмешница внутри нее хмыкнула) не развязать!
— Ты опоздала.
Услышав этот голос, рабыня втянула голову в плечи и рухнула на колени.
— Простите, господин Наставник, — прошептала она, и, слыша его раздраженный вздох, склонилась еще ниже.
Как же она Его боялась!
Сильная рука вздернула несчастную на ноги и рванула проклятый узел.
— На арену, живо.
— Да, господин Наставник.
Она не решилась подобрать с песка плащ и повесить, чтобы обсох, метнулась вперед, но Наставник схватил за косу и дернул к себе. Больно!
— Почему ты в грязи?
— Земля грязная, я испачкалась, когда стояла на коленях, — тихо объяснила девушка, пряча глаза.
Безжалостная рука потянула волосы сильнее, вынуждая запрокинуть голову и смотреть мучителю в лицо. Увидев злые звериные глаза, Кэсс задохнулась от ужаса и замерла. За что, за что он ее ненавидит? Почему обижает? Она же старается быть послушной, старается быть угодливой и незаметной. Но он все равно видит каждый её промах, все равно…
— Перед кем? — голос звучал ровно, но рабыне захотелось от страха взвыть по-собачьи.
— Перед господином. Он приказал снять плащ… — с каждым словом ее голос становился все слабее, по лицу катились слезы боли, вины, отчаяния.
— Ты сняла?
— Завязки затянулись, — едва слышно попыталась оправдаться невольница.
Наставник прищурился. Узкие зрачки едва заметно пульсировали, приводя в ужас. Он хотел ее убить.
— Квардинг.
— Иди, — страшный повелитель оттолкнул её.
Рабыня со всех ног бросилась на арену. Претендентки посмеивались, перешептываясь. Жалкая, мокрая, грязная, с растрепанной косой и ещё горящим от боли затылком. Господин очень сильно в этот раз тянул её за волосы.
Амон оторвал взгляд от рабыни и вопросительно посмотрел на Фрэйно.
— Кто это был?
— Левхойт Мактиан. Он не прикасался, просто унижал. Я сказал, что он не Хозяин, и она больше не будет слушаться.
— Ходи за ней, как тень. Мне больше не нужны ошибки, — ровно сказал демон, перед тем, как пройти на арену.
Телохранитель склонил голову.
Остановившись около разделившихся на пары девушек, наставник какое-то время наблюдал за их неумелой разминкой. Бестолковые нелепо взмахивали оружием, поскальзывались на песке, неуверенно топтались. Одним словом — стадо. И он здесь единственный пастух. Увы, из овец волков не сделаешь… Щелкнув пальцами, демон привлек внимание учниц, начиная занятие.
Лишь через четыре часа мучитель отпустил взмокших, обессиленных, едва шевелящихся претенденток. Краем глаза провожая Кэсс, он отметил, что та держится в стороне от остальных, словно боится. Она вообще теперь всего боялась, была очень тихой и послушной. Именно такой Амон жаждал ее когда-то сделать. И не смог. Так почему сейчас он смотрел на покорную рабыню и хотел как следует ее встряхнуть? Хотел зарычать в испуганное белое лицо, что она обещала, обещала к нему вернуться, но не возвращалась.
