Трещины
— Твой отец умер пять лет назад, — повторила Лара.
Зимин промолчал.
Он боялся что то говорить. Вот сейчас он скажет, что нет, не умер, а она начнет доказывать. Вспомнит похороны, вспомнит номер свидетельства о смерти и что они написали на надгробной плите, а сама она была мраморная с веткой рябины, и прочие обстоятельства вспомнит. И Зимин втянется в это, и тоже вспомнит, как он стоял и смотрел в яму, а в руке грелась земля, мягкая, с кусками корней…
Зимин вдруг понял, что не хочет вспоминать. Он хочет оставить все так, как есть.
— Ты хочешь ему позвонить? — вкрадчиво спросила она.
— Не знаю… Голова болит сильно.
Зимин приложился к жирафам, чугун был холоден и приятен, Зимин закрыл глаза.
— Что то не так, — сказала Лара. — Я это чувствую. Мы точно в западне… После того трамвая…
Лара вздрогнула.
— И эта особа говорит, что я псих, — ухмыльнулся Зимин.
— Я говорю, что все идет не так, как раньше. Я чувствую… Как будто мы не одни. Как будто за нами наблюдают.
В дяде Васе тоже есть польза, подумал Зимин. Вот подарил жирафов, они холодные, к ним можно прикладывать лоб. Правда, таща жирафов до дома, он немного надорвался, но ничего, грыжа — это тоже часть духовного опыта.
Всю дорогу до дома Зимин молчал. Тащил жирафов и молчал. И Лара молчала. Он обдумывал то, что она сказала. Старался понять — зачем?
Зачем она ни с того ни с сего, на пустом месте, старается его обмануть. Если отца нет, то это легко проверить, просто взять — и навестить. Чтобы увидеть все собственными глазами.
А что, если он провалялся в больнице долго? Так долго, что за его отсутствие… Но Лара то не изменилась. Совсем. И осень. И всё…
— Голова болит, — повторил Зимин. — Наверное, легкое сотрясение. Сотрясся…
Зимин потрогал свой лоб.
— В этом нет ничего страшного, — ласковым голосом прошептала Лара. — Такое со многими случается. Переутомление, это всего лишь переутомление, я уже по этому поводу — Что значит договорилась? — насторожился Зимин. — С кем это ты договорилась?
— С одним доктором. У него собственная клиника закрытого типа…
— Апраксин Бор, — усмехнулся Зимин.
— Нет, при чем здесь Апраксин Бор? Никакой не Апраксин Бор, обычный такой санаторий. Там очень хорошее питание, грязевые ванны, иглоукалывание, медовая бочка. Я поеду с тобой.
— Это очень мило с твоей стороны. Будешь держать меня за руку?
— Не шути, Зима. С этим не надо шутить. И запускать это тоже не надо, может аукнуться. Это серьезно.
— Ага. Непременно. На пару неделек в дурдом. Писатель в дурдоме, тебе это ничего не напоминает?
Зимин рассмеялся.
— Не надо так, — попросила Лара.
— Шапочку мне уже вышила? С буквой «Л/», разумеется.
— Ты себе льстишь, — сказала Лара. — Но если тебе так уж хочется, я тебе, конечно, могу вышить шапочку. Или валенки. Что лучше?
Зимин пожал плечами.
Лара отвернулась.
— Я хотела как лучше, — повторила она. — Только и всего. У тебя синдром хронической усталости…
— А в трамвае?! — почти крикнул Зимин. — В трамвае тоже был синдром хронической усталости?!
— В трамвае было отключение света, — объясняла Лара. — Опустился туман, влажность повысилась, на подстанции выгорел трансформатор. А я от тебя невроза набралась…
— Ты давно это придумала?! Сама?
Лара вздохнула.
— Ты давно это придумала?! — повторил Зимин злобно. — Чтобы меня в психушку? Давно?! А может, ты со своей мамашей договорилась?! Я в психушку, а она к нам со своими — Идиот, — сказал Лара уныло. — Какой же ты идиот. Как мне надоело…
— Ну, конечно, я идиот, — Зимин хлопнул в ладоши. — Идиот, ты не хочешь написать новую книжку? Хорошие ведь деньги предлагают! Дяде Васе нужна дача!
— Знаешь, Зимин, я ведь тоже могу так. Сделать морду косую и страдать, лежа на диванчике. Я ведь тоже…
Она замолчала, Зимин увидел по шевелящимся губам, что она считает. Досчитай до двадцати, а потом действуй. Внезапно ему захотелось, чтобы она не досчитывала до двадцати.
— Вали! — рявкнул Зимин. — Вали отсюда! Вали! Вали к своей мамочке!
— Ты что, Зима?
— Давай–давай! Варите варенье, солите грибы… Обои поклейте! Вон!
Лара хмыкнула, спрыгнула с подоконника и вышла.
— Вали, — повторил Зимин. — Вали–вали. Вали!
Крикнул он вдогонку.
Дверью Лара не стала хлопать.
— Достали, — сказал Зимин. — Все достали. Отец умер…
Интересно, с чего это она? Отец умер. Бред. Его бьет молнией, он видит дракона, ему сообщают, что отец умер. Его любимая девушка сообщает.
Его любимая девушка ему врет. Зачем все таки?
Зимин набрал отца.
Номер не ответил, но Зимин не очень удивился, отец всегда не отвечал, неполадки на линии.
— Ладно, — сказал Зимин. — Ладно, ладно, посмотрим.
Он быстро оделся и вышел из квартиры на площадку, спустился в гараж.
Руки тряслись. Сильно. И в локтях какая то расхлябанность наблюдалась, наверное, из за жирафов, перенапрягся, так что Зимин решил на мотоцикл не садиться. Вызвал такси и ждал его полчаса, сидя на скамейке перед домом, наблюдая за крысами.
Они выбирались из подвала и серой веревочкой струились вдоль бордюра. В канализационные решетки крысы не спешили, предпочитали перемещаться по улице. Зимин и не представлял, сколько крыс обитало в подвале его дома.
А крысы уходили.
Некоторые тащили что то в зубах, но что именно, Зимин увидеть не мог, дождь был не прозрачным, а каким то серым, он размывал все, и уже в десятке метров все приобретало крысиный цвет.
Прибыло такси.
Таксист был злой и разговорчивый. Он сразу заявил, что в библиотеку в такое время едут только сумасшедшие. Затем сразу заявил, что в библиотеку в такое странное время он поедет как минимум по двойному счетчику, и вдруг заявил, что вообще завтра из города сваливает.
— Отстойники переполнены! — зловеще произнес он.
— Что? — не понял Зимин. — Какие отстойники?
— Над городом отстойники, — повторил таксист. — За дамбами. Пятьдесят лет асбестовый завод сливал! Оборудование изношено! Дожди размыли холм! Еще чуть–чуть — и всё!
— Что всё? — спросил Зимин.
— Каюк. У меня у соседа все рыбки повыпрыгивали из аквариума и черепаха сдохла.
— Почему?
— В знак протеста. Чует, что кирдык скоро, вот и не выдержала. А я завтра в Актюбинск. Как отстойники прорвет, так все тут затопит. Все всплывем. Нет, ну что за город?! Одни дебилы на дорогах! А в аэропорту вся взлетная полоса потрескалась — так что самолеты теперь не взлетят. И Новый мост тоже потрескался, движение там перекрыто, так что, если все начнется, уйти можно будет только через вокзал.
