Маг сидел там же, где она его оставила и, прищурившись, глядел на Багоя. На лице незнакомца застыло ожидание. Увидев Василису, посетитель встрепенулся, глядя на кружку с благоухающим напитком.
— Спасибо, хозяйка.
Девушка кивнула, опустилась на стул, и слегка наклонив голову, спросила:
— Расскажи, кто ты?
Оживленное лицо мага разом утратило краски, стало тусклым, неприметным, словно кто–то погасил огонь, делавший его живым.
— Я — Жнец.
— Э–э–э… собираешь урожай?
— Можно и так сказать. Души. Я сборщик душ, которые здесь не должны быть, — мужчина поднял правую руку, и по стальной перчатке пробежали язычки белого пламени. — Я — Судья. Палач. Смерть.
В который раз Лиска себе удивилась. А она привыкала к этому миру. Во всяком случае, ей ни на миг не захотелось сбежать, упасть замертво или завыть от ужаса. Ну, Жнец. Ну, души собирает. Кому что. А вот сияние руки заворожило девушку. Она даже потянулась, чтобы дотронуться до металлической ладони, но мужчина резко отстранился, гася призрачное пламя.
— Нельзя!
— Ой… прости… — смутилась любопытная.
— Дотронешься до нее, пока горит пламя, и умрешь, — Жнец вернул руку на стол. — Любое живое существо, у которого есть душа, коснувшись руки, погибает.
— А когда она… не горит? — уточнила практичная Васька.
— Когда не горит, это просто рука, — маг усмехнулся, — ты как моя нареченная. Такая же любопытная.
Он искренне поражался спокойствию и непосредственности собеседницы. И, что уж скрывать, наслаждался ими — никогда прежде Жнец не получал столько тепла, участия и добра… Он даже думал, будто подобное попросту невозможно. Не бывало прежде, чтобы человек и маг сидели друг против друга и разговаривали. Просто разговаривали о жизни…
— Наверное, тяжело ее зажигать? — простодушно спросила девушка. — Йену было трудно сдерживать свой дар.
— Йену?
— Моему мужу. Грехобору.
— Грехо… — взгляд мага потяжелел: — Грехобор принял от тебя кольцо?
— Да, — стряпуха кивнула.
— Мне говорили, будто Грехобор стал отступником. Предал магов, богов, связался с… — мужчина прервался, нахмурился. — Он здесь?
— Нет, — Василиса посмотрела на правую руку мага и задумалась. — Скажи… ты сюда просто так зашел?
— А разве можно зайти иначе?
Девушка покусала губы и ответила:
— Можно. А можно и просто так.
Жнец усмехнулся. Его взгляд скользнул за спину собеседницы, а потом вновь обратился к Василисе.
— О вашей харчевне такая слава идет, как же ее миновать?
Стряпуха прищурилась:
— Мне муж как–то говорил, что все маги говорят правду. Что они не умеют лгать. Это правда?
— Да.
— А если нужно солгать?
— Мы не лжем. А что?
— А разве я не могу просто так спросить?
Мужчина выпрямился, отставил в сторону недопитый стакан с чаем и чуть подался вперед.
— Можешь, — сказал маг и добавил: — Я вижу чувства людей. Всегда.
— То есть ты знаешь, что я сейчас испытываю…
— …страх, — закончил ее фразу Жнец.
— Ну да, — Василиса мрачно кивнула.
— Но не за себя, — заметил собеседник.
— Ты пришел за Грехобором? — напряженно спросила девушка.
— Я отвечу тебе, но перед этим пообещай выполнить мою просьбу. Она не опасна.
— Хорошо.
— Нет. Я пришел не за Грехобором, — он подождал мгновение, а потом спросил: — Теперь я могу озвучить свою просьбу?
— Можешь.
— Не сопротивляйся, — с этими словами Жнец стремительно встал из–за стола, дернул собеседницу на себя и рука, закованная в сталь, стиснула горло Василисы.
Ничего себе — неопасная просьба! Васька, парализованная ужасом, зажмурилась. Сейчас по стальной рукавице пробегут прозрачные языки ослепительного пламени, металл вспыхнет, и жертва… Интересно, это больно? Она обожжется? А если останется ожог? А еще хуже, если запахнет паленым. Бе–е–е. Стряпуха поймала себя на том, что снова думает о какой–то безумной ерунде, тогда как смерть уже вот–вот заглянет ей в глаза. Если, конечно, умирающая их откроет. А она, уж поверьте, не собиралась допускать такой оплошности. Ну все, еще миг, другой, третий, четвертый… да сколько ж ей так стоять?
— Отпусти ее.
Жнец не отдернул руку, но хватка на шее девушки ослабла.
Лиска опасливо вздохнула, приоткрыла один глаз. Жива вроде. Значит…
Кто это сказал? Голос и знакомый, и нет. Никак не получается вспомнить, где же доводилось его слышать. Василиса точно знала — за ее спиной все столики пусты, если не считать того, в углу, где расположился Багой с припозднившимся посетителем. Кто тот незнакомец? Ну не корчмарь же это приказывает, таким твердым ровным голосом? Или он? Да что…
— С чего бы? — голос Жнеца был спокоен и безлик, словно говорил не человек, а какая–то неодушевленная компьютерная программа. Давным–давно у Лиски была такая на стареньком компе — было забавно вносить туда какие–нибудь эмоциональные предложения, типа: "Офелия, любовь моя! Вернись, изнемогаю!" или еще какую–нибудь феерическую чушь. И программа проговаривала текст бездушным, лишенным интонаций голосом. В духе Марьи Искусницы: "Что воля, что неволя — все равно".
И снова девушка поймала себя на том, что думает о какой–то ерунде, тогда как сильные руки Жнеца удерживают ее, не давая вырваться, но более, правда, и не лишая возможности дышать.
— Я тебе приказываю. Отпусти девушку.
Жнец усмехнулся:
— А кто ты такой, чтобы отдавать приказания мне?
— Фирт, отпусти. Она не в твоем праве.
Тот, кого назвали Фиртом, лишь еще ближе прижал к себе Василису. Стряпуха почувствовала прохладу, исходящую от мага, и по телу прошла волна крупной дрожи. Ее заступник, стоящий позади, видимо, принял эту дрожь за страх.
— Не бойся, он тебя не тронет. Фирт!
— Я должен был понять, что без тебя тут не обошлось. Стало скучно там, наверху, правда, Маркус? И тебе понадобилось место среди смертных, да? Особое место, чтобы и не узнал никто, и поучаствовать во всем происходящем удалось. Верно?
— Ты ошибаешься, — все также спокойно проговорил невидимый Лиске мужчина.
Девушке очень хотелось обернуться, посмотреть в лицо говорившему, но Жнец держал ее крепко, не давая увидеть, понять. Оставалось только слушать.
— Я был в Храме, у Чаши, Маркус, — возразил маг. — Эта девушка не избранница Грехобора. Его судьба была связана с другой. Равной ему по силе. Ты все поменял себе на забаву, думая, что никто не сумеет это исправить. Только ведь девчонка может умереть. Стоит мне лишь захотеть и твой план рухнет.
— Ты ошибаешься. Она — его нареченная. Глен должен был соединить свою жизнь именно с ней.
