«Ты ничтожество», — прошипела тьма, и в ее шепоте Кар услышал бессилие.
«Прилетайте, — сказал он. — Великие маги, прилетайте на грифонах. Здесь тысячи дикарей, попробуйте подчинить их всех. Или нападите. Магия и грифоны против арбалетов и мечей. Проявите свое могущество, Сильные! Разве ничтожный полукровка может помешать вашим планам?»
«В последний раз предлагаю — одумайся!»
«Послушай его!» — вскричал грифон.
«Не принимай его сторону, Ветер, — отрезал Кар. — Он мой враг. А ты?»
Грифон тонко вскрикнул от боли. Сердце Кара сдавила жалость.
«Прости меня, — попросил он. — Мой Ветер, мой единственный друг, ты мне дороже всего на свете. Но сейчас улетай».
«Нет!!!»
Воздух бурлил от множества чувств: страх и жадное предчувствие крови, любопытство, благочестивая ненависть и снова страх. Над головами знати, что съехалась на вчерашний праздник со всей Империи, над простонародьем, столпившимся по краям площади, дрожал солнечный свет. Взгляд Кара скользил по лицам, в памяти всплывали полузабытые имена и титулы. Ответные взгляды были кратки. Но за страхом и благочестием многих, кто прятал глаза, Кар видел стыд и сожаление. Он зря плохо думал о людях. Не все поверили красавице Лаите, не все услышали глас Божий в устах Верховного жреца.
Никто не воспротивится ему, что правит раем и адом, что держит в руках закон и самого Бога. Никто не вступится за Кара, когда его поведут к плахе. Никто. И Кар, годами творивший зло под властью Сильнейшего, не станет их винить. Власть Амона схожа со властью Верховного жреца: обе отнимают волю, оставляя взамен страх.
Отзвучали речи свидетелей, склонил голову, признавая поражение, защитник. Взлетел над площадью могучий голос жреца:
— Истинные люди запомнят этот день, день торжества истины. Бог, даровавший своим людям победу над проклятым племенем, устами своих жрецов утвердил закон. Любой, кто нарушит его, будь то крестьянин, дворянин или император, падет под ударом проклятия. Многие скорби пришли в Империю оттого, что закон был нарушен и сын проклятого племени принят в императорский дом. Неурожаи следовали за болезнями, еретики побеждали в сражениях. Империя страдала. Я, кто поставлен между Империей и Богом, хранил молчание, ибо власти небесной должно идти об руку с властью земной. Но сегодня истина торжествует. Власть земная предаст смерти колдуна, и Бог возвратит свое благоволение Империи, склонившейся перед властью небесной.
Невероятно, немыслимо. При императоре Атуане жрец нипочем не осмелился бы на такие речи. Но Эриан, увенчанный короной властитель, слушал без гнева и возмущения. Жрец вопреки закону объявил приговор прежде решения императора, словно вправе был судить принца Империи, но подлинный владыка лишь склонил голову. «Что с тобой сталось, брат? — подумал Кар и понял, что давно знает ответ. — Я бросил тебя, и ты стал рабом жреца, как я стал рабом Сильнейшего. Если бы я только мог все вернуть!»
— Верно ли, что Бог предал брата-принца в наши руки, дабы казнь его обратила наши сердца к покорности небесной власти? — спросил император.
— Верно, — ответствовал жрец. — По молитвам жрецов он вернулся оттуда, где прятался десять лет, и было мне откровение, что так снимется с Империи проклятие, и возвратится ее былая слава.
— Значит ли это, что власть земная должна покориться власти небесной?
— Разве мало императору доказательств?! — Верховный жрец простер руку, и голос его загремел: — Колдун, которого не могли поймать ни воины, ни сыщики, молитвами жрецов сам пришел к своей казни. Узрите величие власти небесной! Изреки приговор, император!
Опять запели рога. Эриан поднялся с престола.
— По закону Бога и закону Империи, я признаю брата-принца виновным в убийстве его величества императора Атуана, в намерениях убить меня, в домогательствах имперского престола и в колдовстве. Есть ли у тебя, что сказать, брат-принц Карий?
В чувствах императора мешались ненависть, радость и торжество. Прошлой ночью их не было и в помине. Не понимая, Кар вгляделся в лицо молочного брата. Тот смотрел в упор, лицо было застывшей маской величия, но глаза будто силились сказать что-то. Кар опять коснулся его магией, досадуя на хаотичность дикарского рассудка. И наконец понял, что пытался сказать император. Те же два слова: «Доверься мне».
— Я невиновен в смерти императора Атуана, — сказал Кар. — Прочие обвинения — правда.
«Прости», — попросил он глазами. Эриан, поняв без всякой магии, коротко кивнул.
— По закону Бога и закону Империи я приговариваю брата-принца к смерти через отсечение головы. Казнь состоится завтра утром.
Никто, кроме Кара, не услышал тихих слов жреца:
— Сегодня, ваше величество.
— Поздно, ваша святость. Я уже сказал, — так же тихо ответил Эриан.
Остаток дня, сидя на холодном полу камеры, где прежде содержали провинившихся магов, Кар тщетно пытался образумить кружащего над столицей грифона. Как удержать его завтра, во время казни, Кар не знал. И подавно не знал, что будет, когда казнь свершится.
Он удивлялся, с каким спокойствием думает о завтрашнем дне. Жаль грифона, мать… И Эриана. Там, на площади, он ждал других слов. Не признания в колдовстве, в том, что брат хотел убить его и занять престол. Теперь все кончено. Если что и оставалось в императорском сердце от былой дружбы, признание Кара уничтожило все.
«Почему ты хочешь умереть?»
Кар не помнил, сколько раз уже отвечал грифону.
«Я не хочу умирать. Но еще больше не хочу служить отцу. Он все еще властен над моей судьбой. Если ты спасешь меня, все начнется снова. Я буду нести горе и смерть и в конце концов опять стану его рабом. Я не хочу».
«Мы улетим далеко, он нас не достанет! Мы — вместе!»
«Он во мне, Ветер. Я не могу от него скрыться, — и, пресекая новые споры, Кар сказал: — Выполни мою просьбу, Ветер. Найди Тагрию».
«Зачем, если ты умрешь?!»
«Отец все равно завладеет Империей. И отомстит всем, кто был мне дорог. Спаси ее, Ветер. Он не должен ее найти».
«Ты думаешь не о ней, — горько ответил грифон. — Ты не хочешь, чтобы я умер из-за тебя».
«Не хочу. Но и о ней тоже думаю».
«Мы можем уйти вместе. Забрать ее и улететь далеко, где твой отец нас не достанет».
«И однажды он заставит меня погубить вас обоих. Нет».
Высшая магия — магия воли. Эта мысль все возвращалась, тревожа сильней, чем предстоящая смерть. Как будто нашел ответ, но понять не смог, лишь ухватил, не разумом — той частью души, что неподвластна даже Силе. Стоит понять, и оковы заклятия рухнут. Тогда не придется умирать. Кар до рези в глазах смотрел в темноту, зажигал и снова гасил магический свет. Причитания грифона рвали сердце. «Высшая магия — магия воли. Но что это значит для меня?»
